– Ты запомнила номер?

– Нет.

– Ты видела водителя?

– Он был в лыжной маске.

– Знаешь кого-нибудь с такой машиной?

– Нет.

– Почему ты не сообщила об этом случае в участок?

– А вы что, стали бы этим заниматься? – Бесстрастное выражение лица Переса выводило ее из себя. – Я все написала на следующий день, – продолжала Анни. – Я обзвонила ремонтные мастерские в поисках машины. Все впустую. Проверила, не числится ли «Кадиллак» в угоне. И опять ничего.

– И того, кто стрелял в тебя вчера вечером, ты тоже не видела?

– Нет.

– И машину не заметила?

– Нет.

– Есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто бы это мог быть?

Анни долго смотрела на сидящего перед ней детектива, понимая, что если она назовет главного подозреваемого, то тем самым выдаст себя. И уж точно выведет из себя Переса, обвинив теперь уже двух полицейских.

– Лучше я оставлю свои соображения при себе.

– Это что-то новенькое. – Он нахмурился и провел пальцем по густым усам. – Я предполагал, что ты немедленно ткнешь пальцем в Фуркейда. Он уж точно ненавидит тебя куда сильнее, чем любой другой. Нам всем известно, как ты к нему относишься.

– Ни черта вы обо мне не знаете. Это был не Фуркейд.

– Почему ты так уверена?

– Потому что Фуркейд – настоящий мужчина, и он бы не действовал исподтишка. Если бы он жаждал моей смерти, мы бы сейчас с тобой не беседовали. – Анни встала. – Мы закончили, детектив?

Перес пожал плечами:

– Иди. Я знаю, где тебя искать…

Анни вышла из комнаты для допросов, радуясь, что не упомянула о распятой кошке. Ее начальник просто кипел от злости.

– Ты знаешь, который час? – возопил Майрон, нарезая круги по кабинету, словно сошедший с ума волчок. – Ты только посмотри, который час! Тебя не было полдня!

Анни сделала круглые глаза.

– Прошу меня простить за то, что я стала жертвой преступления. Видите ли, Майрон, вы удивительно бесчувственный человек. Сегодня утром при мне умерла женщина. Вчера вечером в меня стреляли. Моя жизнь практически висит на волоске, а вы только и делаете, что отчитываете меня.

– Ты жаждешь сочувствия? – Майрон так произнес это слово, словно впервые услышал его. – С чего бы это? Ты мой помощник. Именно я нуждаюсь в сочувствии.

– Все мое сочувствие на стороне вашей жены. – Анни отодвинула стул от стола. – Полагаю, вы испортили в доме всю обивку этим вашим геморроем.

Майрон возмущенно фыркнул, но Анни его проигнорировала. Ей больше не требовалось его благоволение. Если подумать о том, что уже случилось или могло случиться вот-вот, то, по ее подсчетам, до конца следующей недели она не доживет. Но вот в этом канцелярском аду она точно больше работать не будет.

Через две минуты ее вызвали в кабинет к Ноблие.

Когда Анни подошла к кабинету шерифа, Валери Комб на привычном месте не оказалось. Приемная была пуста, шкафы с личными делами сотрудников никто не охранял. Дверь в кабинет Гаса оставалась закрытой. Анни подошла и приложила ухо к светлому дереву. Никакого скрипа кресла, ни звука, ничего.

Она с вожделением посмотрела на шкафы с делами. На все уйдет не больше минуты – открыть ящик на букву «С», найти дело Стоукса, один взгляд, и все в порядке. Другой шанс ей вряд ли представится.

Судорожно сглотнув, чтобы избавиться от страха, засевшего в горле, словно куриная кость, Анни подошла к шкафам и протянула руку к ящику под буквой «С».

– Чем могу помочь?

Анни резко повернулась на голос. На пороге приемной стояла Валери с чашкой горячего кофе в руке. В ее глазах светилось подозрение, накрашенные губы сжались в тоненькую линию.

– Меня вызывал шериф, – сказала Анни с невинным видом.

Не говоря ни слова, Валери подошла к своему столу, поставила чашку и уселась в кресло. Не сводя глаз с Анни, она тряхнула осветленными волосами, взяла карандаш и нажала на клавишу интеркома тем концом, где был ластик, чтобы не повредить свои длинные, покрытые красным лаком ногти.

– Шериф, здесь помощник шерифа Бруссар.

– Пусть войдет! – прорычал Ноблие таким грозным голосом, что казалось, пластиковая коробочка переговорного устройства сейчас разлетится на куски.

Стараясь унять сердцебиение, Анни вошла в кабинет шерифа. Шторы были задвинуты, а Гас потирал глаза, как будто вздремнул после обеда и только что проснулся. Он взмахом руки указал ей на кресло возле стола.

– Садись, Анни. Майрон прожужжал мне все уши. Он говорит, что ты отлыниваешь от работы и, вероятно, выпиваешь на службе. Уже второй раз за эту неделю я слышу, как твое имя упоминают в связи с выпивкой в рабочее время.

– Я ничего не пила, сэр. Если хотите, пройду любые тесты…

– Больше всего на свете я хочу знать, почему всего две недели назад я едва знал тебя по фамилии, а теперь ты стала просто занозой у всех в заднице.

– Просто несчастливое стечение обстоятельств? – решилась предположить Анни.

– Помощник шерифа, есть три вещи, в которые я не верю – НЛО, умеренные республиканцы и совпадения. Что, черт побери, с тобой происходит? Ради всего святого, ты же работаешь теперь в архиве. Как можно нарваться на неприятности в таком месте?

– Просто не повезло.

– Почему ты повсюду суешь свой нос? Стоукс сказал, что ты оказалась в больнице, когда скончалась эта Фолкнер. Что ты там делала?

Анни, как могла, объяснила причины своего отсутствия на рабочем месте, рисуя из себя невинную овечку и убеждая Гаса, что Майрон все не так понял. Ей даже удалось внушить Ноблие, что она явилась всего лишь случайным свидетелем нападения на Линдсей Фолкнер и ее смерти. Шериф слушал ее с выражением крайнего скепсиса.

– А что это за стрельба в тебя прошлой ночью?

– Не знаю, сэр.

– Очень сомневаюсь. – Гас встал с кресла и прошелся по кабинету. – Детектив Фуркейд пытался встретиться с тобой после того, как вышел из тюрьмы под залог?

– Простите, сэр?

– Вы с ним вышли на тропу войны, Анни. Я очень уважаю профессионализм Ника, но мы с тобой оба знаем, какой он крутой.

– При всем моем уважении к вам, сэр, должна сказать, что все неприятности, случившиеся со мной после ареста детектива Фуркейда, исходили не от него.

– Да, тебе как-то удается пробудить в людях все самое плохое. – Он тяжело вздохнул. – Может быть, тебе взять отпуск, Анни? – предложил Ноблие, возвращаясь к столу. – Ты, кажется, не брала положенные тебе каждый месяц дни с прошлого года. Вполне можешь позволить себе маленькие каникулы.

– Я не думаю, что это правильно поймут. Прессе может показаться, что вы специально удаляете меня из-за дела Фуркейда. Это будет не слишком хорошо выглядеть в новостях.