– Почему он ее сохранил? – спросил Питер.

– Я сам задавал себе этот вопрос, – сказал Гамаш. – Зачем Мэсси понадобилось сохранять один из маленьких шедевров Нормана? В качестве трофея? Убийцы иногда так поступают.

– Я думаю, все проще, – сделал попытку объяснить Питер. – Несмотря на все свои недостатки, профессор Мэсси любил искусство. Понимал его. Я думаю, картина профессора Нормана оказалась настолько великолепной, что у Мэсси не поднялась рука уничтожить ее.

Питер издал глубокий вздох. И Гамаш понял, о чем он подумал. О шедевре в его собственной жизни. Об уничтоженном им шедевре. Не о картинах Клары, а о ее любви.

– Я проделала слишком большой путь и слишком долго ждала. – Клара встала. – Я иду.

Мирна встала перед ней на пути к выходу.

Клара посмотрела на нее в упор.

– Я должна знать, – прошептала она так тихо, что услышала ее только Мирна. – Пожалуйста, пропусти меня.

Мирна шагнула к Кларе, но та не шелохнулась.

И тогда Мирна отошла в сторону.

И пропустила Клару.

– Клара ждала вас, – тихо сказал Гамаш. – В тот вечер, о котором вы договорились.

Питер открыл рот, но слова застряли у него в горле.

– Я написал письмо, – ответил он наконец. – Написал, что пока не могу приехать, но как только смогу – вернусь домой. Я дал письмо тому молодому пилоту.

– Она не получала никаких писем.

– Боже мой. Этот тупица, вероятно, потерял его. Она, наверное, думает, что мне все равно. О нет. О боже. Она, наверное, ненавидит меня.

Питер встал и направился к двери.

– Я должен идти. Должен вернуться домой. Поговорить с ней, объясниться. Самолет скоро будет здесь. Я должен улететь с ним.

Гамаш протянул руку и ухватил Питера за запястье.

Питер попытался вырваться:

– Отпустите меня. Я должен идти.

– Она здесь, – сказал Гамаш. – Она приехала за вами.

– Клара здесь? – спросил Питер. – Где?

– Она с Мирной в столовой, – ответил Гамаш.

– Я иду к ней.

– Нет, вы должны оставаться здесь, пока не вернется Бовуар и мы не поймем, как обстоят дела. Извините, Питер, но главное сейчас – арестовать Вашона за убийства. А после у вас будет достаточно времени для разговоров с Кларой.

Гамаш вышел на крыльцо и посмотрел, не возвращается ли Бовуар с Вашоном. Но никого и ничего не увидел.

Он вернулся в дом и стал свидетелем того, как Питер подошел к кровати и сделал то, чего, как он и сам знал, не следовало делать. Нарушил правила и погладил руку Нормана пальцем. Чуть-чуть прикоснулся.

Гамаш не стал мешать этому проявлению чувства. Он сошел с хилого крыльца и огляделся, описав полный круг под ярким солнцем.

Ни малейшего движения. Ни малейшего звука.

Ничего.

Каким же мрачным должно было казаться это место Ноу Ману.

И Питеру.

Когда единственными звуками, которые он слышал, был хриплый кашель умирающего человека.

Как сильно, наверное, хотелось ему уехать.

Но Питер Морроу остался. До самого конца.

– Я буду молиться, чтобы вы стали храбрым человеком в храброй стране, – сказал Гамаш.

– Что-что?

Питер вышел на крыльцо и посмотрел на Гамаша.

Арман повернулся к нему:

– Я буду молиться за то, чтобы вы нашли способ быть полезным.

Питер стоял безмолвный и неподвижный, как мир вокруг них.

– Это из «Галаада», – пояснил Гамаш. – Я думаю, десятая муза нужна не для того, чтобы стать хорошим художником, а для того, чтобы стать хорошим человеком.

Гамаш шагнул на крыльцо.

– Вы нашли способ быть полезным.

Может быть, подумал Гамаш, пунктом назначения все же оказалась не Самарра, а Галаад.

Питер явно испытывал облегчение. То напряжение, что не отпускало его всю жизнь, частично спало.

Он последовал внутрь за Гамашем.

Арман уставился на мертвое тело. Задумался, крепко задумался.

Питер все утро оставался здесь в одиночестве. Стоял на страже. Охранял тело до прибытия помощи. Но один посетитель сюда заходил.

Люк Вашон. Тот, кто помог Мэсси убить Нормана. Тот, кто переправлял загрязненные асбестом холсты.

Но, но… Что там говорил Бовуар? Что говорил Питер, когда ему сообщили?

В чем состояла красота плана для Вашона? Он всегда мог убедить себя, что не делал ничего плохого. Но если предположить, только предположить, что он и в самом деле ничего не знал…

Гамаш потер рукой подбородок, глядя на Себастьяна Нормана.

Он вытащил смартфон и быстро вывел на экран картину. Искаженное безумием лицо смотрело на него. Бросало ему вызов.

Питер посмотрел на экран:

– Я помню. Это картина из ежегодника. Кисти профессора Нормана. Мы тогда решили, что это автопортрет.

Питера раздирали противоречивые чувства – отвращение и благоговение. Он посмотрел на мертвое тело.

– Но это не он.

– Не он, – подтвердил Гамаш. – Это Мэсси. Профессор Норман уже тогда видел, что под знакомой личиной прячется совсем другой Мэсси.

Гамаш присмотрелся внимательнее. Острым взглядом. Изучая очертания лица, глаза, сильный подбородок и скулы. Стараясь увидеть человека за внешностью.

– Боже, – вырвалось у него. – Боже мой.

Гамаш знал это лицо. Не выражение, застывшее на картине, а человека.

Он видел его на пристани, когда они сошли с корабля. Старый седой рыбак в широкополой шляпе и плотной потертой куртке.

Не наблюдавший за судном, а ждавший его.

Человек, который остерегал его, требовал, чтобы они убрались отсюда.

Если бы Клара и Мирна повернулись, подошли поближе, они, вероятно, узнали бы его. Но они не повернулись и не подошли.

Не Вашон придавал случившемуся вид убийства и самоубийства. Это делал Мэсси. Если они найдут еще один труп, то это будет труп Люка Вашона.

А Мэсси к тому времени уже покинет Табакен. Его будут считать утонувшим. Еще одна жертва Вашона. На самом же деле он будет в безопасности на корабле.

– Черт!

Гамаш сунул телефон в карман и посмотрел на часы. Он не слышал прощального гудка «Морского волка». Возможно, судно еще стоит у причала.

– Питер…

Гамаш посмотрел на Питера, собираясь попросить его побыть здесь, пока он сбегает в поселок, чтобы задержать корабль. Нужно найти того старого рыбака. Сказать Бовуару, чтобы он прекратил поиски Вашона и начал искать профессора Мэсси.