Вообще-то традиции – это одна из основ любой нации. За них не зря держатся, дорожат ими, даже гордятся. Как в семье, где непременно есть десятки своих маленьких правил и особенностей, как бы составляющих её лицо, вносящих теплоту и уют, объединяющих изнутри семью, так же и традиции украшают жизнь каждого народа, придают ему яркое своеобразие, объединяют его. Но сватовство… Я бы его такой традицией не назвал. Почему же бухарские евреи так держатся за него? Не потому ли, что, эмигрировав в разные страны, мы хотим сохранить свой этнос? Стремление благородное. Но боюсь, что мы вступаем в неравное единоборство с современностью. Возможно ли, переселившись в Америку, приняв почти все нормы её жизни и быта, усваивая её язык и культуру, именно таким способом бороться за свою этническую чистоту? Не знаю, не уверен… К тому же мне кажется, что большинство моих соплеменников поступают так только потому, что это проще и привычнее. А поступишь иначе – осудят. Лучше уж «как все – так и мы»…

Примешивается к этому и корысть.

В странах Средней Азии малолетних девочек до сих пор женят на стариках, а на самом деле продают им… Я был подростком, когда случайно услышал в своей чирчикской школе разговор двух учительниц, обсуждавших один из таких трагических случаев. «У нас же настоящий феодализм, особенно для женщин! И защиты нет, всё продается, всё покупается! – Воскликнула одна из них. «Знаете, в моем классе…» Но тут она заговорила шепотом, и какую из учениц её класса выдают или уже выдали насильно замуж, я так и не узнал.

Бухарские евреи ни дочерей, ни сыновей насильно замуж не выдают и не женят, я по крайней мере о таком никогда не слышал. Но что считается самым важным, когда приступают к сватовству? Чтобы родители жениха (невесты) были людьми уважаемыми, вполне обеспеченными. Хороший бизнес, деньги на счету, свой дом… Значит, и брак с сыном (дочерью) этих людей будет счастливым. Какая слепота! Разве мало юных негодяев воспитано в самых уважаемых, уж не говорю – в состоятельных семьях? И разве деньги определяют, есть ли в женихе именно те достоинства, человеческие и мужские, что нужны для счастья вашей дочери? Возможно ли это решить за неё?

Мне могут возразить: «Любой брак – лотерея. Всегда. Посмотрите, сколько стало разводов! И с каждым днём всё больше, больше!» Я отвечу: да, лотерея. Но с чего начинается обычный, даже неудачный брак? С того, чего нет прекраснее в этом мире: с влюбленности. А браки по сватовству?..

* * *

Всё, что я здесь написал, это, конечно же, мысли сегодняшние, мысли взрослого человека. При этом и меня одолевают родительские тревоги. Подросли мои дети. Я тоже хотел бы помочь им найти «свою половину». И до чего же трудно уговорить себя: «не вмешивайся!» Иной раз думаю: не сходить ли вместе с сыном, с Даниэлем, в гости к моим друзьям Н., очень милым, добрым, порядочным людям? У них дочка – Данина сверстница, очень тоже милая… И хорошенькая… А то ведь тех, с кем встречается он там, в колледже, за стенами дома, я и знать не знаю… Что ж, может, и сходим в гости к Н. Может, дети понравятся друг другу? А уж потом… Что выйдет! Правда, уговаривать, ни в коем случае не буду. То есть никакого сватовства!

Ни один современный психолог не скажет мне, как, какими путями, добиться, чтобы браки моих детей оказались счастливыми. Конечно, психологи могут дать множество советов, но я бы прислушался только к таким, которые обращены не ко мне, а к самим детям: «Не торопитесь. Постарайтесь глубже понять, почувствовать того или ту, с кем хотите связать свою жизнь. Прислушайтесь к себе – близок ли вам этот человек? Чем именно? Сойдетесь ли вы характерами, интересами? И даже мелкими привычками?»

Но ведь косвенно это совет и для нас, родителей: заниматься не поисками «кандидатов», а воспитанием чувств, духовным воспитанием своих сыновей и дочек. Чтобы вступали в жизнь хотя бы с каким-то пониманием всей сложности человеческих взаимоотношений. Чтобы, делая выбор, представляли себе хоть немного, чего, кроме радостей секса и обеспеченной жизни, хотят они от будущего мужа или жены!

* * *

Но не пора ли вернуться к тем далеким дням, которые пробудили во мне эти размышления?

Началась всё задолго до того, как мама решила, что пора вплотную заняться нашими браками. Сестре ещё не исполнилось и семнадцати, когда стали нам позванивать и захаживать люди, которые годами не вспоминали о существовании семьи Юабовых. На «рынке невест» появилась ещё одна. И цена её резко подскочила, как только мы купили дом.

– Эся, как поживаете? Не узнаете? Так это же… Называется имя, которое мама вспоминает с трудом. Встречались, оказывается, невесть когда на каком-то сборище. Скучный разговор с упоминанием всех знакомых и выяснением родственных отношений длится бесконечно долго, потом переходит на тему покупки дома. Следуют поздравления и намеки, что неплохо бы поглядеть своими глазами. Приходится приглашать.

– И откуда только узнала номер телефона? – устало говорит мама, вешая трубку.

Владение домом – о, это обстоятельство оч-чень важное! Как расширяется круг ваших знакомых! Какое уважение начинают вдруг чувствовать к вам люди! Даже те, которые до этого едва раскланивались. Вы словно выросли в их глазах. А если в собственном доме ещё и невеста… Прекрасное приложение к недвижимости!

Снова звонок. На этот раз у телефона отец.

– Амнун, дело к тебе. Парень один есть. Из хорошей семьи, свой бизнес, зарабатывает неплохо… Может, приведу, а?

– Слушай, она ведь учится ещё, молодая… – вяло отбивается отец. Сам-то он не против, но отбиваться приходится, потому что ему хорошо известно, как на это откликнется дочь.

Но такие визиты всё же происходили. Устраивали очередное застолье, ели, пили, солидно беседовали (главным образом о своих родственных связях, о том, кто, где и как живет, сколько зарабатывает) и… Этим всё и ограничивалось. «Кадр», позвонит, чтобы попросить о новой встрече – Эмма ни в какую: «О чём с ним говорить, – сердится, – он же тупой, только бизнес в голове!»

Эмму тем более можно было понять, что в колледже её окружала совсем другая молодежь. Да и она там была совсем другая – общительная, открытая, веселая. Полтора года мы с ней проучились в одном колледже, и когда в перерывах между лекциями пересекались в коридорах или на кампусе, сестрица почти всегда окружена была шумной кучкой подруг и друзей. А если шла одна, то не успеешь перекинуться с ней парой слов, как тут же её и окликнут: «Hi, Emma, what’s up?» Моя рослая сестренка, с её густыми чёрными кудрями, с весёлой улыбкой на устах (умеющих одновременно и улыбаться, и болтать, и жевать жвачку), полна девичьей прелести. А тут еще обтягивающие джинсы, стройные ножки, так задорно цокающие каблучки сапожек… Немудрено, что от поклонников отбоя нет. Но Эмму, мне кажется, больше всего привлекал не флирт, а сама атмосфера этого шумного, молодого веселья, задорных шуток, болтовни, словом, всего того, что в наши дни называют тусовкой, в которой нет, конечно, никакой особой содержательности и глубины, зато полно беззаботной радости.

Такой же веселой болтушкой была сестренка и дома, в своем кругу. Зайдешь, бывало, вечером на кухню, откуда доносится её звонкий голосок – мама у плиты, Эмма моет посуду и, перекрикивая шум воды, со смехом уговаривает маму: