продолжите свою тираду, мы будем вынуждены арестовать вас за нападение нападение на полицейских при исполнении и воспрепятствование уголовному расследованию.

— Черт побери, — проревел Торе, тыча пальцем в молодого человека. Я никогда не видела его таким злым; лицо его покраснело, как разлитое вино, а голос был грубым, как гравий под ногами.

Александр уверенно шагнул вперед, чтобы перехватить падающее тело Торе, и начал спокойно разговаривать с офицером. Я ничего не делала, потому что мое тело перестало функционировать.

Я была в шоке, мои ноги запутались в корнях собственной ненависти к себе и грязи моего замешательства.

Как это могло быть возможно?

Данте не убивал ди Карло.

Моя рука все еще горела от жара пистолета, когда я направляла его на криминального авторитета Коза Ностры, когда я всадила пулю в его черное сердце и одну в его испорченный мозг. Мои пальцы согнулись в пустом воздухе, когда воспоминания пронеслись сквозь меня, как физическая вещь, как автокатастрофа, ломающая каждую кость в моем теле.

Данте арестовали за преступление, которое я совершила.

Нет.

Этого не могло случиться.

Не с братом моего сердца, не моим спасителем и лучшим другом.

Не с ним.

Я шагнула вперед, как пуля из патронника пистолета, и попала в точку между Александром и полицейским, прежде чем они смогли меня остановить.

— Он этого не делал, — сказала я голосом, который шлепнул мое слово по земле, как кубики льда из автомата, механический и холодный. — Данте там даже не было.

— Козима, — рявкнул Александр, мое имя словно кнутом прорезало воздух по моей коже. Я отпрянула от удара и попала прямо в его распростертые объятия. Он обернул руки вокруг моего туловища и приклеил к своему телу.

— Вы жертва, верно? — Офицер проверил свой маленький блокнот. — Козима Ломбарди?

— Козима Дэвенпорт, — огрызнулся Александр. — Моя жена и сестра человека, которого вы пытаетесь обвинить в убийстве, которого он не совершал.

Я открыла рот, чтобы сказать им, что это была я. Что я была убийцей, и, честно говоря, я бы сделала это снова, и снова, и снова, если бы это означало, что мир будет навсегда избавлен от Ди Карло.

Но Александр держал меня так крепко, что я не могла дышать, чтобы говорить, а затем Данте повернулся, мышцы его рук вздулись, когда они крепко стянулись за его спиной, удерживаемой жесткими укусами наручников. Его глаза были большими и торжественными, черными, настолько абсолютными, что я почувствовала, как меня затягивает во тьму, словно свет через черную дыру.

Он сказал так много всего этим взглядом, так много мучительных истин, что я дернулась к Александру, когда эти глаза пронзили меня, как пули.

«Не надо», сказали они.

— Не забирай это у меня, — приказали они.

«Это для тебя, Tesoro (с итал. Сокровище). Это для тебя, и я сделаю это, потому что сделаю для тебя все, даже если ты об этом не попросишь. Это для тебя, и ты не отнимешь у меня эту жертву».

Рыдание вырвалось из холодной камеры моей груди, пронзив воздух так резко, что все полицейские дернулись, чтобы посмотреть на меня.

Я маниакально покачала головой, волосы развевались по лицу, пряди прилипли к слезам, стекавшим по коже.

— Нет, нет, нет, fratello mio.

— Да, да, да, mia bella sorella, — мягко и твердо сказали его глаза.

Я не могла этого вынести, но я также знала, какие разрушения обрушатся на двух моих Дэвенпортов, если меня закуют в наручники и потащат в тюрьму. Они не остановятся, пока арматура не будет выкручена, а бетонная камера не разлетится на части, чтобы они могли добраться до меня. Ничто, абсолютно ничто не могло помешать этим людям убедиться, что я свободна после почти всей жизни в рабстве у чего-то.

Это было то, с чем они боролись последние полдесятилетия.

Не только разрушение Ордена и правда о смерти Кьяры Дэвенпорт.

Но и моя свобода.

Я знала до глубины души, что они не позволят мне пожертвовать всеми их достижениями сейчас, когда мы были так близки к концу.

Я захныкала, когда осознание этого поселилось у меня под кожей и зачесалось.

Александр почувствовал перемену в моем теле и тяжело вздохнул. Я почувствовала, как он наклонил подбородок к брату, их взгляды встретились поверх моей головы.

— Это еще не конец, брат, — пообещал Александр тем же веским тоном, каким он обещал быть моим мужем. — Я не позволю этому случиться.

Красные губы Данте сложились в линию, которая должна была быть улыбкой.

— Ты Лорд, Александр, а не бог.

Мой муж выпрямился во все свои шесть футов пять дюймов и устремил надменный взгляд на брата.

— Это еще предстоит выяснить. Давайте проверим, а? Я выпущу тебя под залог до конца месяца. Понял?

Губы Данте снова дернулись, на его прекрасном лице отразилась истинная радость. — Да, да, брат.

Сальваторе встал в ряд с нами, его плечо коснулось плеча Александра в знак солидарности, свидетелем которой я никогда не думала стать.

— Мы позаботимся о тебе, ragazzo.

Данте кивнул, а затем перевел на меня взгляд.

— Вам обоим лучше позаботиться о моем сокровище. — Отец и муж хмыкнули, слегка обидевшись, что ему вообще пришлось спрашивать. — А ты, Tesoro (с итал. Сокровище), позаботишься о моей семье.

Я молча кивнула, рыдание застряло у меня в горле, словно камень размером со сжатый кулак. Мы все молча наблюдали, как они открыли дверь полицейской машины и затолкали Данте внутрь. Полицейские разошлись по своим машинам, и только когда первый состав двинулся по грунтовой дороге, я вырвалась из рук Ксана и помчалась к последней машине. Мои пальцы прижались к окну, размазывая слезы по стеклу.

Данте улыбнулся мне и провел своими большими пальцами по следам, которые я там оставила.

— Я люблю тебя, — кричала я так громко, что чувствовала вибрацию пальцев на стекле.

— Ti amo, — прошептал Данте.

А потом машина поехала медленно, потом быстрее, слишком быстро, чтобы мои крутящиеся ноги могли за ней поспеть, и я падала на землю, когда мои пальцы потеряли связь со стеклом. Я тяжело приземлилась на бедро, но не почувствовала этого из-за боли, исходящей из моего сердца, потрошащей мое тело, как ядерное оружие.

— О Боже, Dio mio, — пела я в колени, поднося их к груди и поливая их слезами. — Он попадет в тюрьму из-за меня.

В следующий момент Александр и Торе были рядом со мной. Мой отец сидел позади меня, прижимая меня к себе между ног, его руки нежно убирали волосы с моего лица, чтобы положить мою голову себе на грудь.