а собственные интересы его отрядов. При Расстриге войско служило династическому делу, а Вор, наоборот, своими династическими претензиями стал служить самым разнородным вожделениям окружавшей его рати. Свое название Вора он и снискал именно потому, что все части его войска одинаково отличались, по московской оценке, «воровскими» свойствами. Наконец, как ни много был обязан Расстрига польской поддержке, все-таки его военный успех был достигнут не польско-литовскими силами, а усердием к нему украинного населения московского юга. Вор же во время своего похода к Москве и пребывания в Тушине зависел от польско-литовских вождей и их дружин. Поэтому московские люди часто отзывались о нем как об эмиссаре короля Сигизмунда, а войску его давали общее имя литвы или поляков. Даже в официальных актах, например в перемирном с Польшей договоре 1608 года, дело представлялось так, что того Вора «водят с собой» по Московскому государству «королевские люди князь Р. Ружинский да князь А. Вишневецкий с товарищи, называючи его прежним именем, как убитый Расстрига назывался, царевичем Дмитрием Ивановичем»[119].

Действительно, Вор получил помощь из-за литовско-польского рубежа очень скоро после того, как объявил себя царем. Если следовать хронологии, предлагаемой в «Истории ложного Димитрия», то можно сказать, что Вор пришел в Стародуб около 12 июня 1607 года («в десятую пятницу после православной Пасхи»), через месяц после того принял имя Димитрия, а уже 2 сентября нового стиля у него были ратные люди, вышедшие из Речи Посполитой искать в Московии военного счастья и добычи. Политический кризис, переживаемый в те годы Речью Посполитой, как нельзя более способствовал такой военной эмиграции. Личная политика Сигизмунда III очень раздражала польское общество, а «златая вольность», уже вошедшая в нравы шляхты, указывала этому раздражению легкий и законный выход в рокоше. К тому времени, когда Вор кликнул свой клич из Стародуба, Польша только что пережила домашнюю войну, очень известную под названием «рокоша Зебжидовского». Рокошане летом 1607 года понесли от Жолкевского полное поражение под Гузовом (в Малой Польше) и в значительном числе «блуждали рассеявшись около границ России», то есть Московского государства. Боязнь королевской репрессии и тяжелые последствия боевой неудачи должны были побуждать их к переходу на московскую территорию, на которой они могли достать себе воинскую славу и материальное обеспечение. Но эта самая слава и добыча влекли к себе и не одних рокошан. Если знаменитый Лисовский выбежал на Русь к Вору, потому что не мог оставаться на родине, так как был «выволанец (wywołaniec) и чести своей отсужен», то, с другой стороны, не менее знаменитый Ян Петр Сапега, родственник великого канцлера литовского Льва Сапеги, вовсе не был вынужден покинуть свою родину и шел на Москву открыто, «за позволением Сигизмунда III», собирая войска. Он имел в виду не простой грабеж, а высокую, по мнению его биографа, цель – отмстить вероломной Москве за плен и гибель в ней польских гостей Самозванца и добыть славы себе и своему отечеству подвигами рыцарства. Столь почтенное намерение, не оставленное Сапегой даже и тогда, когда уже было заключено формальное перемирие между Москвой и Речью Посполитой (в июле 1608 г.), не встречало препятствий ни в сознании общественном, ни в политике Сигизмунда. Король не только попустил Сапеге набрать несколько тысяч войска, но и следил за его походом, имея сведения, например, о том, что когда Сапега был под Смоленском, то «эта крепость покорилась бы ему, если бы он захотел занять ее именем короля». За такими вождями, как Рожинский, Сапега и Лисовский, в Московское государство потянулся ряд более мелких искателей приключений до убогого наемника (chudego żołdaka), которого влекла туда надежда достать войной кусок хлеба (powiodła nadzieia zysku). И в конце концов у Вора собралось большое число авантюристов из Речи Посполитой, потому что, по словам Мархоцкого, там было немало готовых к походу отрядов как людей, которые ходили за короля на рокошан, так и самих рокошан. Благодаря этой «оказии» вербовка крупных «полков» совершалась очень быстро и легко. Сапега собрал, по счету Когновицкого, до семи с половиной тысяч конницы и пехоты. Рожинский, по счету Мархоцкого, «близко четырех тысяч». Кроме этих крупных вождей, к Вору пришло много иных с меньшими отрядами; таковы были Будило, два Тышкевича, Валавский, Велёгловский, Рудницкий, Хруслинский, Казимирский, Микулинский, Зборовский, Млоцкий, Виламовский и т. д. Таким образом, при Воре скопилось мало-помалу очень значительное польское войско[120].

С правильными отрядами польской конницы, конечно, не могли сравняться московские севрюки и казаки, сходившиеся к Вору после поражений, понесенных от Шуйского. Однако и они, постепенно накопляясь при Воре, образовали большую рать, выработавшую себе определенное боевое устройство и избравшую себе особых вождей. Очень трудно изучить с полной точностью состав этой рати и указать, откуда именно сошлись к Вору различные русские отряды. Можно лишь косвенным путем прийти к заключению, что у Вора были, во-первых, «северских городов воровские люди», то есть изменившие Шуйскому или его вовсе не признавшие ратные и жилецкие люди Северской украйны. «Новый Летописец» рассказывает, как «почитали» Вора жители Стародуба. Знаем мы, что, когда Вор подходил к Брянску, «из Брянска все люди вышли Вору навстречу», принимая его как истинного государя. Жители Козельска, вместе с Северой восставшие на Шуйского, упорно отбивались от московских войск, но «с великой радостью» встретили воевод, пришедших к ним от Вора. Во-вторых, вместе с городскими гарнизонами к Вору приставали различные отряды войск Болотникова и Петрушки, избежавшие погрома в калужских и тульских местах. В самом начале деятельности Вора около него видим уже атамана Ивана Заруцкого, который, по некоторым известиям, вышел в Стародуб прямо из тульской осады и скоро стал при Воре одним из главных начальников казачьих отрядов: в первой битве под Москвой он уже командует правым крылом армии Вора. Из Калуги явился к Вору и другой атаман – Митька Беззубцев (у Буссова Georg Besupzow): он с Болотниковым ходил под Москву, там сдался царю Василию вместе с Истомой Пашковым, вместе с ним получил амнистию и был принят на государеву службу, а затем, будучи послан под Калугу на государевых изменников, сам изменил Шуйскому и с отрядами своих казаков оказался у Вора. Для всех тех, кого победа Шуйского над Болотниковым повергла в нищету или в страх казни и рабства, лучшим исходом было искать службы и милости у нового царя Димитрия. В-третьих, к Вору шли и свежие толпы гулящих людей с Днепра и Дона, запорожских и донских казаков, еще не принимавших участия в московском междоусобии. Так, под Карачевом встретил Вор в октябре 1607 года толпы запорожских казаков, которые поджидали