— Надо же, — сказал Матюхин и похлопал по круглой башне боевой машины. — Это ж со второй чеченской еще! А ты, командир, молодец, и «грифы» твои молодцы. Признаюсь, не ожидал. Думал, вы там в Москве своей зажрались совсем.

— Я не москвич, — заверил Васинцов.

— Ну значит, зема. Зверей на кого записывать будем? — спросил Матюхин, кивнув на трупы бородатых горцев, выложенные в ровный рядок.

— Да на своих записывай, нас-то тут по идее вроде как и нет. А что, живых не осталось? — удивился Васинцов.

— Милай, какие живые? — хохотнул Матюхин.

Да, живых остаться не могло по определению. Вчерашние рабы, худые, как скелеты, изможденные, оборванные, в синяках, ходили по полю недавней брани, порою наклоняясь над телами с ножами в руках.

— Ты что, подполковник, это же…

— И что «это»? — хмыкнул Матюхин, прикуривая новую «беломорину» от своей папиросы. — Хочешь этих зверушек в клетку? Да они дальше райцентра отсюда не уедут. Сначала в отстойнике будут раны зализывать, а там либо выкупят, либо еще амнистию какую объявят. Нет уж, я от народного гнева людей удерживать не возьмусь.

К БТРу подошел один из «рабов», хорошо сложенный высокий парень, только очень худой. Подошел, пожалуй, не то слово, подковылял, ноги его на щиколотках представляли собой сплошную рану, местами загноившуюся. Немытые волосы его космами свисали до самых плеч, вся спина была в косых шрамах, как в старых, так и совсем свежих. Подошедший приставил два пальца к губам, Васинцов протянул ему сигарету, чиркнул зажигалкой и, глянув парню в глаза, содрогнулся. Такая глухая тоска читалась в этих выцветших глазах.

— Долго же вы летели к нам, ребята, — сказал парень, затянулся, тут же закашлявшись.

— А что, давно здесь загораешь? — с той же ухмылкой спросил Матюхин.

— Третий год. Приехал, понимаешь, с невестой с аквалангом понырять. Вот, вместо моря оказался в горах. Самое обидное, на моей же машине нас сюда завезли пара попутчиков с автоматами.

— А невеста?

Парень махнул рукой и не ответил. Прокашлявшись, он кинул сигарету в пыль, растер ее черной пяткой.

— Слышь, командир, тут недалеко еще аул есть, там еще пара «туристов» с Махачкалы привезенных. Нас вместе держали, потом меня сюда, строить, значит. Там парень — физрук и две вожатые остались. Бьют их много, девчонок насилуют. Я могу показать, только автомат дай.

— Какой тебе автомат, — с улыбкой сказал Матюхин, — тебе в больницу надо, а то оттяпают ноги по самые яйца.

— Ноги подождут, — сказал парень серьезно. — Только автомат дай.

— Привет героям! — Кочетов сидел на валуне и поигрывал большим блестящим пистолетом. Одна рука у него была на перевязи. — Видал трофей? Если я что-то понимаю в арабском, подарок от принца королевской крови.

Пистолетик был действительно хорош, именной золоченый кольт с рукояткой из слоновой кости.

— Как это тебя угораздило? — спросил Васинцов, указав на перевязь.

— Да этот урод прокусил, насквозь, — сказал Кочетов и кивнул на тело, с головой накрытое задним чехлом от машины. Из-под тела вытекала бурая лужа, кровь.

— А второй?

— Второй жив, его как раз мои ребята обрабатывают.

— Гнашевич? — спросил Васинцов быстро.

— Нет, посредники, — с досадой ответил Кочетов. — Может, и знают что про «Лигу», но совсем немного. Получается, пустышку тянули. Хочешь на Урчилоева глянуть? Матерый зверюга, с хвостом, между прочим.

— У него где-то еще рабы есть.

— Конечно, есть.

— Надо бы его допросить.

— Уже…

Только сейчас Васинцов заметил, что у бампера джипа сидит связанный человек со спущенными штанами. К причинным местам человека вели какие-то провода из-под капота машины. Около него сидел на корточках спецназовец в комбинезоне и что-то быстро записывал в блокнотик.

— Упрямый попался, сначала визжал, зубы скалил, но вот электричества не любит, быстро раскололся.

— Слышь, а куда его дальше? — спросил Васинцов, кивнув на Урчилоева. — Тут омоновец этот сказал, что большинство зверюг здесь очень быстро на волю выходят.

— Этот не выйдет, он как-то связан с Гнашевичем, поэтому его сразу в Москву. Там уже ждут. Но, думаю, на Гнашевича через него не выйти… Хорошо хоть девчушку спасли, там она, в машине. Только просьба, не надо там у себя о нас широко распространяться, пусть это будет нашей маленькой тайной. Лады? Может, еще сможем зацепиться за Гнашевича.

Людочка Коротких, крепко обняв Каринину руку, дремала на заднем сиденье джипа. На губах ее играла детская улыбка, видно, снилось что-то хорошее. Карина тоже спала, на глазах у нее были черные очки.

— Умаялась, — шепотом объяснил Пашка, — все глаза в прицел проглядела, не спала почти.

Дождь лил не переставая, и даже Черемша изрядно вспотел, пока посадил вертолет на площадку. Васинцов первым спрыгнул на бетон, скинул сферу, подставив коротко стриженную голову под холодные струи. Они выбрались, выбрались сами и вызволили девочку, Людочку Коротких, невинное дитя, едва не погибшее из-за того, что ночью ей являются ангелы с подробными банковскими реквизитами. Как меркантилен стал мир, раз и ангелы занимаются подобными делами. А этот похож на ангела ночи, в черном плаще, с черным нимбом над головой. Конечно, это не нимб, это фуражка. Почему-то с каждым годом у российского офицерства фуражки все больше и выше. Одинцов вышел из темноты, глянул на «грифов» и обнял Васинцова. Стареет, служака, раньше за ним такой сентиментальности не наблюдалось.

— А отец Иоанн, он разве не приехал?

— Он улетел в Москву вместе с детьми.

— А девочка?

Одинцов промолчал и только уже в салоне подкатившего автобуса тихо сказал:

— Девочке сейчас лучше на время исчезнуть. Слушай, ты давно меня просил об отпуске, может, тебе взять Карину и поехать втроем куда-нибудь в теплые края. Хочешь в Грецию? Теплое море, античные развалины, шикарный отель. Нравится? Или в Египет, пирамиды, Красное море, рыбки. Каринка хоть душу отведет. Да и от зверей отдохнешь, арабы давно своих в пустыню отселили, сафари на них устраивают. Ну как, нравится?

— Сафари?

— Нет, идея с Египтом. Тогда завтра и поезжай, путевки, документы на троих, премиальные ждут в аэропорту Адлера.

— На троих, вы имеете ввиду с… Людмилой?

— А почему бы и нет? Гляди, она от Карины не отходит. Отец Иоанн очень просил, возвращаться в Москву после всего случившегося ей опасно, а тебе он доверяет.

— Ну не знаю, я как-то не представляю себе, как обращаться с детьми.

— Вот и поучишься, глядишь, пригодится…

— Как отдохнули? — спросил Одинцов, крепко пожимая Васинцову руку.