мы сняли с затонувшего большевика трёх человек, — сообщил Федосьев. — Двое — мальчишки, один — бывший солдат, повёрстанный в Нижнем, другой — сын пароходчика Якутова, пробирается в Пермь, где у него сестра. Но вот третий — агент «Бранобеля». Он настаивает на разговоре с вами.

— О чём? — без интереса спросил Старк.

— Утверждает, что капитан Горецкий по заданию британской компании «Шелль» планирует разрушить нобелевский нефтепромысел на Белой. Это британская диверсия против отечественной промышленности.

Адмирал Старк помнил Горецкого по Казани, по истории с эвакуацией ценностей Госбанка. Роман Андреевич ничем не напоминал шпиона.

— Насколько я знаю, британцы ведут борьбу с большевиками в Туркестане и на Севере, — сказал Старк. — А Нобели сотрудничают с Советами. Так что я не склонен доверять нобелевцу. Нужно расспросить Горецкого.

— Я уже искал его, Юрий Карлович. По словам караванного начальника, Горецкий, не уведомляя никого, ушёл вперёд ещё из Святого Ключа.

Старк раздражённо поморщился:

— Сущий водевиль! Это не похоже на диверсию, скорее — банальная грызня промышленников! Но у меня хватает и других забот!

«Грызня промышленников» казалась Юрию Карловичу делом низким и даже подлым. Родина истерзана озверевшим большевизмом, Белое движение все силы отдаёт борьбе за освобождение, а индустриальные магнаты заняты циничным переделом собственности, будто их ничего не касается.

— В общем, я не желаю вникать в свары нефтяников! — отрезал Старк. — Поручаю вам, Пётр Петрович, на «Милютине» доставить пленных в Сарапул. Пускай с ними разбирается местное командование. Промысел на их земле.

— Вы отправляете меня в Сарапул? — оскорблённо выпрямился Федосьев.

— Да. Примите на борт вооружение, которое флотилия передаёт ижевцам, и с рассветом выходите в рейс. Ваша задача — встретиться с руководителями восстания в Ижевске и предложить вывезти их отряды в Уфу на судах нашей флотилии. Я буду ждать вас на устье Белой с их ответом.

Федосьев готов был вспыхнуть.

— Я могу попросить объяснений? — сквозь зубы спросил он.

— Извольте, но вам будет неприятно. — Старк взглянул Федосьеву в глаза. — Пётр Петрович, я на время удаляю вас из флотилии, чтобы вы не подстрекали своих товарищей требовать от меня решительного сражения в устье Белой.

— Но отказ от сражения означает, что мы бросаем ижевцев на произвол судьбы! Красная флотилия ударит им в тыл!

Старк подкрутил огонёк в лампе. Тени в комнате словно сжались.

— Красная флотилия не причинит ижевцам значимого урона, потому что Ижевск и Воткинск находятся в стороне от Камы. Но ижевцы обречены. Они находятся слишком далеко от основных сил Белого движения — от Уфы и Екатеринбурга. Так что сражение в устье Белой не принесёт никакой пользы ни нам, ни ижевцам, как никакой пользы не принёс ваш сегодняшний рейд.

Федосьев встал. На лбу его в свете лампы блестела испарина.

— Конечно, я выполню приказ, господин адмирал. — Голос Федосьева сел. — Но в Уфе я потребую от КОМУЧа следствия над вами!

— Ваше право, Пётр Петрович.

17

От Святого Ключа до Арланского промысла «Кологрив» дошёл бы в один день, но за несколько вёрст до устья Белой Роман с разгона посадил своё судно на Дербешские огрудки — глинистые и вязкие донные бугры. Обвинять было некого: лоция предупреждала об огрудках, и за штурвалом Роман стоял сам. Он поневоле вспомнил лоцмана Федю Панафидина — Федя не допустил бы греха. «Кологрив» рычал дизелем, яростно бурлил винтом, однако его, как говорили речники, присосало плотно. Чтобы сняться, требовался буксир. А хмурая Кама оставалась тоскливо-пустой, и деревень поблизости не имелось.

Матрос Мальцев, самый молодой и бойкий в команде, охотно уплыл на берег и сходил в Дербешский затон, оборудованный купцами Стахеевыми для своих пароходов. В затоне ржавели только брошенные баржи и брандвахты, сторож опух от браги и безделья. Буксиров не было. Мальцев вернулся на лодке сторожа. «Кологрив» мог надеяться лишь на флотилию Старка.

Роман не позволил себе поддаться досаде или унынию. Никакой беды не случилось — просто проволочка, и всё. Команда перебралась на сушу: речники рыбачили, варили уху на костре, стирали бельё и резались в подкидного. Вечером возле огня Роман объяснил своим людям, что им предстоит сделать на промысле. И к такому команда оказалась не очень-то и готова.

— А ежели рабочие нам в зубы дадут? — весело спросил Мальцев.

— Не дадут, — успокоил Роман. — У нас пулемёты.

— Я палить из них не умею! — тотчас заявил Мальцев. — Своих положу!

— Научу, — пообещал машинист Ощепкин. — Я цельный год на Германской куковал, пока речников с фронта домой не начали отзывать. Завтра привезём сюда «льюис», и натаскаю любого дурня. Чай не дизель, механика немудрёная.

Шустрый матросик Мальцев не угомонился.

— Господин капитан, а за рейс-то нам заплатят? — допытывался он. — Нам ведь расчёт в Самаре был назначен, а мы в Уфу пошарашили!

— Добьюсь оплаты, даю слово команде, — заверил Роман.

— Но промысла-то в подряде не указано! — лукаво нажимал Мальцев. — А там — пулемёты всякие, динамиты…

— Прибавка в тридцать процентов команду устроит?

Прибавка устроила, однако Мальцев всё ёрзал на бревне у костра.

— Я вот что хочу сказать-то… У нас же на борту ящики с винтовками, да?..

Мальцев нравился Роману: матросик чем-то напоминал Алёшу Якутова — брата Кати. Но интерес к ящикам в трюме «Кологрива» насторожил Романа.

— А ящички-то эти в Уфе никто не ждёт, Роман Андреич! — заискивающе глядя на Горецкого, сказал Мальцев. — Может, продадим чужое добро? У меня в Дюртюлях крёстный живёт, купец при достатке. Он возьмёт по-честному!

Роман молчал, изучая Мальцева. В матросике не было угрюмой алчности — так, озорство от избытка сил и возможностей. Речники тоже затихли.

— Винтовки нынче товар ценный… Деньги поделим обчеством поровну…

— Груз трогать я запрещаю! — спокойно и веско пресёк Роман.

Мальцев глубоко вздохнул — с сожалением и печальным осуждением.

…На Дербешских огрудках «Кологрив» проторчал несколько дней, и в огромном пространстве на берегу холодной безответной реки Романа порой охватывало почти безумное ощущение, что всё на свете закончилось — война, Россия, история, а он не знает. Но однажды утром вдали над створом появился тёмный дымок идущего парохода. Собрав пожитки, возбуждённая команда перекинулась на «Кологрив»; Роман сел в лодку и погрёб навстречу судну.

Это был буксир «Милютин».

Федосьев встретил Горецкого на борту отчуждённо и недоверчиво, будто сомневался, Роман перед ним или кто-то другой.

— Сдёрнешь меня? — спросил Роман. — Который день уже сижу.

— Сначала побеседуем. — Федосьев кивнул в сторону своей каюты.

Он плотно закрыл за Романом дверь, выдвинул стул, а сам сел у стола, чтобы видеть лицо собеседника. Машина «Милютина» тихо сопела на малых оборотах, лишь бы против течения держаться