– Я не знала наверняка. Ходили слухи… Но мы опасались, что ваш род оборвался.

– Ох… – вздохнула Вероника. – Олив, вы должны научить меня этому.

– Для этого я и пришла, – ответила старшая ведьма. – Для этого и для того, чтобы выиграть войну.

* * *

Вероника думала, что они раньше работали усердно, но теперь их труды достигли небывалого напряжения. Шабаш проходил каждую ночь, четыре ведьмы проводили ритуалы вокруг временного алтаря. Они взывали к Богине. Они вызывали предшественниц. Они молили забытых богов Британских островов, имена которых Вероника едва ли знала. Каждая ведьма выбирала заклинания из собственного гримуара и произносила их, пока остальные покачивались в ароматной дымке и пламени свечи. Уна сидела в углу, прислушиваясь к голосам женщин. Ее глаза блестели в темноте, а уши стояли торчком.

Олив объяснила Веронике, что ее предшественницы были связаны с хрустальным шаром, что они пронесли частицы себя в нем через столетия, дабы иметь портал для будущих поколений женщин, которые будут продолжать их род и учиться колдовскому ремеслу. Она разъяснила Веронике, что это ремесло является одновременно средством и обычаем, чем-то вроде религии, хотя и без традиционно сложившихся догматов; показала, как сосредоточиться и слушать; научила ее пользоваться силой, чтобы изменить судьбу и достойно принимать неудачи.

Олив принесла ей книги, которые предупреждали об опасности огласки. Это были жуткие книги, содержащие ужасные иллюстрации, целью которых было показать всю неприглядность колдовского ремесла. Там было полно историй о том, как женщин, а иногда и мужчин, сжигали на костре при малейшем подозрении. Большинство жертв, как говорила Олив, не являлись ведьмами вообще. Многие были знахарями, чьи незамысловатые снадобья пугали невежественных людей.

– Они боятся нас, Вероника. Никогда не забывай об этом. Им страшно, и оттого они опасны.

– С чего бы им бояться? – спросила Вероника.

– Подумай о силе нашего ремесла. Женщины, подобные нам, могут лечить болезни, не подвластные врачам, и – чего я никому не советовала бы делать! – могут их навлечь. Мы можем стать невидимыми, если это потребуется. Можем изменить погоду или мысли человека. Мы проживаем жизнь так, как этого желаем. Нам не нужно, чтобы мужчины заботились о нас, что многие считают неестественным. Это ужасает как мужчин, так и женщин.

Олив подняла голову от алтаря, с которого сметала пепел. Загадочная улыбка расплылась по ее лицу, и она удовлетворенно добавила:

– Так они и должны думать.

Днем они изучали военные сводки, а ночью предпринимали ответные меры. Поначалу Вероника сомневалась, что их действия в подвале дают какой-либо результат, но со временем осознала, что они обладают настоящей силой.

Узнав о приближении немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей, Олив прошла к алтарю. Пламя свечи озарило каждую черточку ее лица, превратив его в подобие лика древних богов.

Для Олив важно было произносить заклинания трижды по три раза. Никто не мог оспаривать этот способ. Всем стала понятна ее сила, когда вражеские бомбардировщики попали под обстрел и утонули в море, так и не достигнув цели.

Гигантская бомба упала на Бристоль, но не взорвалась. Такие бомбы были особенно опасны, так как могли взорваться в любую секунду. Роуз узнала, что немцы называли их Сатаной и писали это слово на фюзеляже. Она составила заклинание на обход бомбы, и ведьмы не спали всю ночь, чтобы предотвратить взрыв. Они добились своего: бомба не взорвалась, став символом немецкого поражения и британской целеустремленности. А для ведьм это было еще и знаком надежды.

Они молили о защите городов, военных судов и самолетов. Они просили вдохновения шифровальщикам и хорошей погоды для конвоев. Они были незаметными воинами, вовлеченными в тайную битву, и боролись, мобилизовав все свои силы. Иногда, несмотря на их усилия, бомбы падали, а бои проигрывались, хотя они и старались сорвать вражеские планы. Эти потери были горестными, но терпимыми. Они не имели права сдаваться, как и те, кто были на передовой.

Происходящее не оставляло Веронике времени, чтобы тосковать по дому, отцу, Яго и Мышонку. И слишком мало времени, чтобы томиться по Валери.

Она переживала их ночь сотни раз. Она ощущала в себе появление новой магии, древней силы, о которой не подозревала. Сила дремала внутри нее, но пробудилась от поцелуев Валери, его горячего дыхания у ее щеки, его губ, ласкающих ее грудь, пальцев, трепетно сжимающих ее бедра…

Слезы хлынули из глаз Вероники при воспоминании об их последнем объятии. Все случилось так, как ей и представлялось. Девушка смотрела, как он уходил, и сердце ее болезненно трепетало, как будто Валери забрал его кусочек с собой.

В момент, когда их губы и руки отпустили друг друга, он положил ей на ладонь что-то круглое и холодное. Вероника сжала пальцы, и Валери поцеловал их перед тем, как уйти. Он не оглянулся.

Она закрыла дверь и долго стояла, упершись в нее лбом. И только потом решила взглянуть на то, что Валери оставил. Это было тонкое золотое кольцо с зеленоватым камнем, которое он носил на мизинце правой руки. Она на мгновение прижала его к сердцу, потом стиснула зубы и отправилась паковать вещи, чтобы уехать в Лондон.

В Лондоне Вероника, как и раньше, писала бодрые письма отцу и Филиппу, в которых рассказывала о веселом времяпрепровождении в обществе королевы и ее окружения, о преданных деятельности во имя победы принцессах, о храбрых жителях Лондона.

Реальное положение дел было иным. Лондонцы, конечно, были отважными, но им явно не хватало оптимизма. Принцесса Елизавета наслаждалась своей работой, а вот принцесса Маргарет жаловалась на военные ограничения и молила, чтобы ей позволили ходить за покупками, кататься на лошадях и устраивать вечеринки. Королева Елизавета улыбалась подданным и произносила перед ними речи, полные оптимизма, но, когда не была на виду у публики, позволяла себе трезво оценивать ситуацию.

Вероника не следила за датами в календаре, разве только за теми, что были связаны с военными действиями. Проснувшись в холодное, моросящее дождем мартовское утро, она подумала, что ее усталость является результатом ночных бдений, ведь и королева выглядела утомленной. Девушке было не по себе, и она, опасаясь заболеть гриппом, решила принять теплую ванну в надежде, что это принесет облегчение.

Лежа в ванне, она окинула себя взглядом и, хотя вода была теплой, почувствовала озноб. Потом села прямо, рассматривая свою изменившуюся фигуру. Не может быть, чтобы она поправилась! Нет, только не на таком питании, какое она получала в Лондоне. Ее руки до того исхудали, что она перестала носить платья без рукавов, а лодыжки были хрупкими, как у жеребенка. Но, вне всякого сомнения, вид ее тела настораживал. Ее живот едва заметно выпирал вперед, представляя собой милую, но все же предательскую выпуклость под ребрами.

Вероника задрожала. Не может быть! Это не с ней происходит! Она прижала ладони к лицу, закрывая глаза, чтобы не видеть постыдного доказательства случившегося, как будто это могло изменить реальное положение вещей.