Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Входите, собратья-назарене. Добро пожаловать в мой дом. Мои друзья, что желали с вами познакомиться, уже собрались.
Он провел нас в огромную комнату — в ней запросто мог бы целиком разместиться какой-нибудь домишко из тех, что мы делили в Капернауме. Пол вымощен плитками — бирюзовыми и красными мозаичными спиралями по углам. Разумеется — никаких изображений. За длинным римским столом уже расположились пять человек — все одеты, как Иаакан. (В еврейских домах столы низкие, поэтому едоки возлежали вокруг на подушках или прямо на полу.) Мэгги я не увидел. Кувшин воды и миски для омовения рук внесла служанка.
— Пускай эта вода останется водой, а, Джошуа? — улыбнулся Иаакан. — Мы ведь вином не можем умываться.
Он представил нам собравшихся, прибавив к каждому имени какой-то хитрый титул, — я не уловил, но все они наверняка указывали на то, что люди эти входили как в Синедрион, так и в Совет фарисеев. Засада. Приняли нас без особых церемоний, затем все столпились у мисок совершить омовение перед ужином — и не спускали с нас глаз, пока мы с Джошем мыли руки и молились. В конце концов, все это входило в испытание.
Затем мы сели. Кувшины и миски унесли, и та же служанка подала вино.
— Итак, — начал старший фарисей. — Я слышал, ты изгонял бесов из галилейских страдальцев?
— Спасибо, у нас чудесный Песах, — ответил я. — А у вас?
Джошуа пнул меня под столом.
— Да, — ответил он. — Силой отца моего я облегчаю страдания тех, кто одержим бесами.
Когда Джошуа произнес «отец мой», все присутствующие поежились. В дверном проеме за спиной у Иаакана я заметил какое-то движение. Мэгги — она подавала сигналы и жестикулировала, как безумица. Но тут заговорил Иаакан, все внимание переключилось на него, и Мэгги скрылась.
Иаакан подался вперед:
— Некоторые утверждают, что бесов этих ты изгоняешь силой Вельзевула.
— И как бы мне это удалось? — Джош даже чуточку рассердился. — Как могу я натравить Вельзевула на него самого? Как могу победить Сатану Сатаной? Дом, разделившийся на ся, не устоит.
— Господи, как есть хочется, — сказал я. — Тащите корм, наконец.
— Духом Божьим изгоняю я бесов, и так знаете вы, что Царство пришло.
Этого им слышать совершенно не хотелось. Черт возьми, мне тоже этого слышать совершенно не хотелось. По крайней мере, здесь. Если Джошуа утверждает, что принес с собой Царство, это равносильно заявлению, что он — Мессия. С их же точки зрения — явное богохульство, и карается оно смертью. Одно дело — слышать такое из вторых рук, и совершенно другое — когда это бросают в лицо. Однако Джош, как обычно, ничего не боялся.
— Некоторые утверждают, что Мессия — Иоанн Креститель, — продолжал Иаакан.
— Иоанн делает свое дело лучше всех, — ответил Джошуа, — но он не крестит Святым Духом. Им крещу я.
Фарисеи переглянулись, безо всякого понятия, что он мелет. Джошуа проповедовал Божественную Искру — Духа Святого — уже два года, но это новый взгляд на Бога и его Царство. Хоть какое-то разнообразие. Эти же буквоеды всю жизнь положили на то, чтобы обеспечить себе власть. Перемены их не интересовали.
Подали еду, вновь вознесли молитвы, и какое-то время мы ели молча. В дверях за спиной у Иаакана опять появилась Мэгги: пальцами одной руки она как бы шагала по другой, одновременно беззвучно лепя ртом слова, которые мне следовало понять. У меня для нее кое-что было, но нам требовалось увидеться наедине. Иаакан, очевидно, запретил ей входить.
— Твои ученики не моют руки перед едой! — изрек один фарисей — жирный, со шрамом через глаз.
Варф, понял я.
— Человека оскверняет не то, что входит в него, — ответил Джошуа, — а то, что из него выходит.
Он отломил мацу и обмакнул кусочек в оливковое масло.
— Он имеет в виду вранье, — сказал я.
— Я понял, — ответил старый фарисей.
— Не ври, ты подумал какую-то гадость. Фарисеи переглянулись, типа: «теперь твоя очередь — нет, твоя».
Джошуа медленно прожевал хлеб и сказал:
— Зачем мыть урну снаружи, если гниль внутри? — Ага. Как, например, у вас, гнилые лицемеры, — встрял я с энтузиазмом, по всей видимости — непрошено.
— Сам справлюсь! — оборвал меня Джош.
— Извини. Хорошее вино. «Манишевиц»?
Мои вопли, похоже, растрясли их немощь, потому что старый фарисей промолвил:
— Ты в сговоре с бесами, Джошуа из Назарета. Люди видели, как вот этот левит заставил кровоточить нос фарисея, а нож — сломаться по своей воле. Но никто не заметил, чтобы этот левит двинулся с места.
Джошуа посмотрел на меня, на них, опять на меня.
— Ты мне что-то забыл рассказать?
— Он был гимор, поэтому я его треснул. — («Гимор» — это библейский термин, означает «геморрой».) Я услышал, как за стенкой хихикнула Мэгги.
Джошуа снова повернулся к этим уродам:
— Левит по прозванью Шмяк изучал на Востоке искусство солдата. Он умеет двигаться очень быстро, однако он — не бес.
Я встал:
— Нас приглашали на ужин, а не на судилище.
— Это не судилище, — спокойно ответил Иаакан. — Мы слыхали о чудесах Джошуа и слыхали, что он нарушает Закон. Мы просто хотели спросить, чьей властью он все это делает. А у нас — ужин, иначе что вам тут делать?
Этого я и сам не понимал, но Джошуа ответил за нас обоих: толкнул меня на место и принялся опровергать обвинения по пунктам — еще два часа. Он измышлял притчи и бил фарисеев их же благочестием. Пока Джошуа доносил до них Слово Божье, я показывал застольные фокусы с хлебом и овощами — специально, чтоб эти ханжи попутали. В проеме вновь показалась Мэгги и замахала мне: она как-то очень яростно тыкала в парадную дверь и делала вид, будто колотит себя по голове что было сил. Видимо, последствия для меня, если я не пойму ее и на этот раз.
— Кхе-кхе, схожу-ка я проверю наших верблюдов, если вы меня извините.
И я вышел за дверь. Едва я закрыл за собой створку, на меня обрушилось извержение девчоночьей слюны от неистового женского шепота:
— Сукинтупойтысынкакогохуятыдумаешьяпытала-сьтебевсеэтовремясказать? — И она двинула меня кулаком по руке. Больно.
— А поцелуй? — прошептал я.
— Где мы с тобой сможем потом увидеться?
— Не получится. На, это тебе. — Я отдал ей маленький кожаный кисет. — Внутри пергамент, там написано, что делать.
— Я хочу вас обоих увидеть.
— Увидишь. Сделай так, как там написано. Мне нужно обратно.
— Сволочь. — Еще один удар по руке. Опять больно. Я себя не помнил, а потому вступил в дом, еще потирая избитое плечо.
— Левит, ты где-то ушибся?