– Договорились, – ответил Уоррен без малейших колебаний.

– И я хочу, чтобы он от руки написал письмо, в котором бы пообещал, что обратится за помощью, и чтобы оригинал передали мне. В письме будет сказано, что он сделает все перечисленное или я обращусь к журналистам, независимо от того, истечет или нет срок подачи иска. Я поделюсь этим письмом с прессой и подробно опишу, почему ему следует обратиться за помощью. Вы это поняли?

Уоррен кивнул и поцеловал мне руку.

– Миа… мне так жаль. Милая девочка, мне так жаль. Благодарю тебя, благодарю тебя за твою доброту.

– И последнее… деньги.

– Все что пожелаешь. Миллионы, любая сумма.

Это заставило меня замолчать. Уоррен готов был заплатить мне миллионы долларов, лишь бы уберечь сына от неприятностей и спасти свой проект. С другой стороны, с таким богатством, как у Уоррена Шипли, миллионы, вероятно, лишь капля в море. Мне было противно думать, что он пытается подкупить меня, – но я знала, какое у него сердце. Несомненно, единственной его целью было помочь мне, облегчить боль любым доступным способом. Деньги – вполне обычный подход для того, кто родился с серебряной ложкой во рту.

– Ни монетки. Я не возьму ни цента. Никаких соглашений и денег, заплаченных за молчание. Я не шлюха – я женщина, которую он оскорбил. Он должен был отправиться в тюрьму за то, что сделал со мной, Уоррен, – но ради вас и ради той помощи, которую вы пытаетесь оказать неимущим жителям других стран, я отступаю. Я готова пойти против всех своих убеждений, чтобы ничто не могло помешать развитию этой программы. Не заставляйте меня пожалеть об этом.

По лицу Уоррена скатилась пара слезинок, но он поспешно их стер. Я похлопала его по щеке. По его глазам было видно, что он меня понял. Что ему ясны мои предпосылки и то, чем я жертвую, и что он уважает масштаб этой жертвы. Уоррен двинулся к выходу. Кэтлин обняла меня в той материнской манере, которую я так любила, и залила слезами больничную рубашку, крепко прижимая меня к себе. Ссадины на спине начали ныть. Стоически, как воин, только что покинувший поле битвы, я сцепила зубы и, невзирая на боль, обняла Кэтлин в ответ. Ей это нужно было не меньше, чем мне.

* * *

Несколько дней после выписки я оставалась в Нью-Йорке, и вокруг меня хлопотали Мейсон, Тай, Рейчел и Кэтлин. Уоррен держался на расстоянии, хотя и посылал мне цветы дважды в день. Мейсону и Таю понадобилось все это время, чтобы справиться с душившим их гневом. Любопытно, что эта парочка мгновенно поладила – они перекидывались шутками, как старые приятели, и подкалывали друг друга на тему спортивных команд и различий между жизнью на материке и на островах.

В конце концов, я уговорила Тая вернуться обратно к семье и к его девушке. Эми всячески поддерживала меня, посылая смешные смски и картинки, чтобы поднять мне настроение. У нее было доброе сердце, и я искренне радовалась тому, что Тая ждет дома такая девушка.

В последний день перед отъездом Тая мы сидели на балконе «Фор сизонз», наслаждаясь видом.

– Офигительно, да? – сказала я, махнув ногой в сторону панорамы нью-йоркских небоскребов.

– Я предпочитаю простор океана и пальмы огромным зданиям и городским огням, – пожав плечами, ответил Тай, – но понимаю, что кому-то это может показаться привлекательным. Слишком многолюдно, слишком суматошно – слишком много всего для меня.

Я поразмыслила над тем, что он сказал. Слишком много всего. Да уж, тут Тай не ошибся.

Я поменяла позу, скрестив ноги. Взгляд Тая уперся в окончательно зажившую татуировку. Он широко улыбнулся – и это была не обычная его сексуальная усмешка, а настоящая сияющая улыбка во все тридцать два зуба. Взявшись за мою лодыжку своей широченной лапой, он положил мою ногу себе на колени. Я развернулась в кресле так, чтобы он мог спокойно рассмотреть татуировку.

– «Доверься пути», да? – сказал он, отрывая взгляд от надписи и глядя мне в глаза.

– Ага.

Он провел пальцем по строке текста, а затем и по одуванчику, на каждой пушинке которого было по маленькой буковке. Его большой палец замер на Т, вытатуированной на одной пушинке. Жар, производимый этим пальцем, проник мне под кожу, волной раскатился вверх по ноге и добрался до того местечка, которое было очень близко знакомо с Таем. Вообще-то я твердо уверена, что с момента отъезда моя киска писала Таю оды и любовные письма с мольбами о возвращении. Но, с другой стороны, в глазах моего самоанца уже не было прежней страсти. Похоже, теперь этот взгляд принадлежал светловолосой феечке, ожидавшей его на Гавайях.

– Что означают эти буквы? – спросил он.

Поначалу я хотела напустить на себя непроницаемый вид и спросить: «Какие еще буквы?» – но Тай никогда не лгал мне, и я должна была отнестись к нему с тем же уважением.

Приподняв ногу выше, я указала на все буквы по очереди.

– Каждая из них соответствует мужчине, оставившему заметный след в моей жизни. Они напоминают мне о том, что все пережитое было предназначено мне судьбой и что, пока длились эти дни, я чувствовала себя по-настоящему любимой.

На глазах у меня выступили слезы. Я резко вдохнула, не давая им пролиться, и громко сглотнула.

– Это в честь меня? – спросил Тай, обводя одинокую Т.

В тот момент меня переполняло такое количество эмоций, что я не могла говорить и просто кивнула. Тай нагнулся и поцеловал буковку.

– Это мне по душе, подружка; часть меня всегда остается с тобой.

В ответ я наклонилась влево и поцеловала татуировку у него на правом плече – ту, что обозначала дружбу на самоанском. Ту, которую он сделал в честь меня и времени, проведенного вместе со мной. Тай потрепал меня по голове, и я прижалась к нему.

– Ты должен вернуться домой, – напомнила я ему.

– Там меня многое ждет, – серьезно ответил он.

– Знаю. Люблю тебя, Тай. Спасибо, что приехал.

– Никогда не сомневайся в том, что тебя любят, подружка. Мы сами создаем свою семью, и я всегда приду к тебе на помощь.

Тай улетел той же ночью. Первым же рейсом на Оаху. С собой он забрал еще одну часть моего сердца и укрепил меня в убеждении, что всегда придет на помощь, когда я буду нуждаться в нем.

* * *

Следующие несколько дней я провела в Бостоне с Мейсоном и Рейчел. Мейсон вел себя так, словно я только что пережила смертельную болезнь. Он носился со мной, как будто я была совершенно сломлена произошедшим. Что, конечно, не соответствовало истинному положению вещей, но я не замедлила этим воспользоваться. Снова потусить с Мейсоном, повидать его братьев и приятелей по команде – что могло быть лучше. И опять же я убедилась, какую важную роль они играют в моей жизни. Меня окружали люди. Много людей, на которых я могла рассчитывать в трудной ситуации. Те, кто поможет мне встать на ноги, защитит меня, будет драться за меня – и, что важнее всего, те, кто меня любит.