Он не слышал, как тот вошел, душ заглушил легкие шаги. Тот вырвал у него телефон, и он увидел, как лыжный ботинок поднимается для пинка.

Когда он снова пришел в сознание, мужчина стоял рядом и с интересом разглядывал его мобильный.

— Смотри-ка, твой берет!

Мужчина вышел из ванной, набирая номер, потом все заглушил шум душа. Но вскоре он вернулся.

— Пошли прокатимся. Ты и я. — Внезапно у него улучшилось настроение. В одной руке он держал паспорт. Его собственный паспорт. А в другой — плоскогубцы из ящика с инструментами.

— Открой рот.

Он сглотнул слюну. Господи Исусе, спаси и помилуй.

— Открой рот, я сказал!

— Пощади! Я клянусь, я рассказал тебе все…

Ничего больше он сказать не успел, потому что рука обхватила его горло и воздух перестал поступать в легкие. Он немного поборолся. Потом наконец пришли слезы. И он открыл рот.

Бьёрн Холм и Беата Лённ стояли у большого металлического стола в лаборатории и смотрели на синие лыжные штаны, лежавшие перед ними под ярким светом лампы.

— Совершенно очевидно, это пятно спермы, — сказала Беата.

— Скорее полоска, — сказал Бьёрн Холм. — Посмотри на форму.

— Маловато для эякуляции. Выглядит так, словно кто-то провел мокрым членом по заднице того, на ком были штаны. Ты сказал, что этот Брюн, вероятнее всего, гомосексуалист?

— Да, но он говорит, что после того, как одолжил эти штаны Аделе, сам их не надевал.

— Тогда я сказала бы, что следы типичны для изнасилования. И надо сделать анализ на ДНК, Бьёрн.

— Согласен. А об этом что скажешь? — Холм показал на два почти незаметных пятна под задними карманами голубых штанов от формы медсестры.

— Что это?

— Во всяком случае, со стиркой пока что придется повременить. Это — производное нонилфенола, которое называют ПСГ. В частности, используется для ухода за автомобилями.

— Она явно на этом сидела.

— И не только сидела, потому что вещество глубоко въелось в ткань, она его словно втерла туда задницей. Как следует. Вот так. — Он подвигал бедрами взад-вперед.

— Хорошо. Есть какая-нибудь версия, почему она это делала?

Беата сняла очки и взглянула на Холма, двигавшего губами в отчаянной попытке сформулировать выражения, которые приходили ему на ум, но тут же им отвергались.

— Секс в одежде? — спросила Беата.

— Да, — с облегчением выдохнул Бьёрн.

— Ладно. И где же это женщина, не работающая в больнице, но в больничной форме, могла сидя заниматься сексом в одежде и втирать себе в задницу ПСГ?

— Это как раз очень просто, — сказал Бьёрн Холм. — На ночном свидании в помещении закрытой фабрики по производству ПСГ.

Облака разошлись, и равнину снова залило колдовским синеватым светом, в котором фосфоресцировали даже тени, замершие, словно в стоп-кадре.

Колкка пошел спать, но Харри догадывался: финн лежит в спальне с открытыми глазами и с всеми прочими органами чувств начеку.

— Если тебе не хватало звездного неба над Гонконгом, посмотри сюда, — сказала Кайя.

— Не помню никакого звездного неба, — сказал Харри и закурил.

— А ты скучаешь по чему-нибудь в Гонконге?

— По стеклянной лапше Ли Юаня, — сказал Харри. — Причем каждый день.

— Ты в меня влюблен? — Она чуть понизила голос и внимательно посмотрела на него, стягивая волосы в хвостик.

Харри подумал.

— Сейчас нет.

Она засмеялась, на лице ее было написано удивление:

— Сейчас — нет? Как это?

— Пока мы тут, эта часть меня как бы отключена.

Она покачала головой:

— Ты больной, Холе.

— Ну, что до этого, — Харри улыбнулся кривоватой улыбкой, — то тут сомнений практически нет.

— А что будет, когда эта работа закончится через… — она посмотрела на часы, — десять часов?

— Тогда я, может, опять буду в тебя влюблен, — сказал Харри и положил руку на стол рядом с ее рукой. — Если не раньше.

Она посмотрела на их руки. Увидела, насколько его рука больше. Насколько ее — изящнее. Его рука была бледная, узловатая, в узоре выступающих вен.

— То есть ты можешь влюбиться и до того, как работа будет закончена? — Она накрыла его руку своей.

— Я хотел сказать, что работа может закончиться прежде, чем это пройдет…

Она убрала свою руку.

Харри удивленно посмотрел на нее:

— Я только хотел сказать…

— Слушай!

Харри затаил дыхание и прислушался. Но ничего не услышал.

— Что это было?

— Похоже на машину, — сказала Кайя, всматриваясь в окно. — Что скажешь?

— Да нет, вряд ли, — сказал Харри. — До ближайшей дороги, которая не закрыта на зиму, больше мили. А как насчет вертолета? Или снегохода?

— Или моего больного воображения? — вздохнула Кайя. — Звука больше нет. Сейчас мне кажется, что его и не было. Извини, когда немного побаиваешься, наступает гиперчувствительность…

— Да нет. — Харри выдернул револьвер из заплечной кобуры. — Нормальный страх и нормальная чувствительность. Опиши, что ты слышала. — Он встал и подошел к другому окну.

— Да говорю же, ничего!

Харри приоткрыл окно.

— У тебя слух лучше, чем у меня. Послушай еще.

Они сидели и слушали тишину. Минуты шли.

— Харри…

— Т-с-с.

— Или сюда и сядь, Харри.

— Он здесь, — сказал Харри вполголоса, словно бы разговаривая сам с собой. — Он сейчас здесь.

— Харри, ну теперь у тебя гиперчувстви…

Раздался приглушенный грохот. Звук был низкий, глубокий и будто бы медленно катящийся, не резкий, а глуховатый, как отдаленный гром. Но Харри знал, что гром при ясном небе и минус семи — редкость.

Он затаил дыхание.

А потом услышал. Снова загрохотало, но уже иначе, не похоже на гром, еще ниже, на мощных басах, звуковые волны толкали воздух и ощущались всем телом. Харри слышал этот звук только раз в жизни, но знал, что никогда его не забудет.

— Лавина! — крикнул Харри и бросился к спальне Колкки, которая выходила на гору. — Лавина!

Дверь в спальню распахнулась, на пороге стоял Колка без малейших следов сна на лице. Они почувствовали, как содрогнулась земля. Это была большая лавина. И будь у хижины даже каменный фундамент и подвал, они бы все равно никак не успели туда спуститься. Потому что вслед за финном вылетели осколки окна, выдавленного воздухом, который огромная лавина гнала перед собой.