– Настолько точно, будто вы при том присутствовали, – отвечал генерал, – я не могу понять, откуда вам все известно.

– Да нет ничего проще, и вы сейчас все поймете. Итак, я продолжаю; вот факты, которые вам известны, из чего я делаю вывод: сведения мои верны и надежды меня не обманули. Теперь я расскажу вам о том, чего вы не знаете.

Генерал стал слушать с удвоенным вниманием.

– Примерно через час после вашего отъезда женщина, возвращавшаяся с Руанского рынка, остановилась у того же дома, где останавливались вы, тоже достала из кармана ключ, отперла дверь и вскрикнула от удивления, услышав крики ребенка.

– Бедняжка Мина! – пробормотал генерал.

Сальватор пропустил его восклицание мимо ушей и продолжал:

– Добрая женщина поспешила зажечь лампу и, двигаясь на крик, увидела на кровати что-то белое и копошащееся; она приподняла длинную муслиновую вуаль, перед ней была свеженькая, розовощекая прелестная годовалая девчушка, заливавшаяся слезами.

Генерал провел рукой по глазам. Ему на глаза навернулись огромные слезы.

– Велико же было удивление женщины, когда она увидела, девочку в комнате; ведь когда женщина уходила, дом оставался пуст. Она взяла девочку на руки и осмотрела со всех сторон. Она искала в пеленках хоть какую-нибудь записку, но ничего не нашла и лишь отметила про себя, что пеленки из тончайшего батиста; вуаль, в которую была закутана девочка, – из дорогих алансонских кружев, а сверху – покрывало индийского муслина. Не слишком обширные сведения! Но вскоре славная женщина заметила на столе оставленные вами письмо и кошелек. В кошельке было тысяча двести франков. Письмо было составлено в таких выражениях:

«С 28 октября следующего года, дня рождения девочки, Бы будете получать через булъского кюре по сто франков ежемесячно.

Дайте девочке лучшее воспитание, какое только сможете, и особенно постарайтесь, чтобы она стала хорошей хозяйкой.

Один Бог знает, какие испытания готовит ей судьба!

Она получила при крещении имя Мина. Она не должна носить никакого другого, пока я не верну ей того, что принадлежит ей по праву».

– Так звали ее мать, – взволнованно прошептал генерал.

– Письмо датировано, – продолжал Сальватор, будто не замечая охватившего генерала волнения, – двадцать восьмым октября тысяча восемьсот двенадцатого года. Вы признаете это, как и свои слова?

– Дата точная, слова приведены буквально.

– Впрочем, если мы в этом усомнимся, – продолжал Сальватор, – мы можем это проверить, если, конечно, вы признаете свой почерк.

Сальватор вынул из кармана письмо и показал его генералу.

Тот торопливо развернул листок и стал читать; силы оставили его, и из глаз брызнули слезы.

Господин Сарранти и Сальватор не стали ему мешать.

Через несколько минут Сальватор продолжал:

– Теперь я убедился, что ошибки быть не может, и скажу вам всю правду. Ваша дочь жива, генерал.

Лебастар де Премон удивленно вскрикнул.

– Жива! – повторил он. – А вы уверены?

– Я получил от нее третьего дня письмо, – просто сказал Сальватор.

– Жива! – закричал генерал. – Где же она?

– Погодите! – улыбнулся Сальватор и тронул г-на Лебастара за плечо. – Прежде чем я отвечу, где она, позвольте мне рассказать или, вернее, напомнить вам одну историю.

– Говорите, – сказал генерал, – но не заставляйте меня слишком долго ждать.

– Я не скажу ни одного лишнего слова, – пообещал Сальватор.

– Хорошо, я вас слушаю.

– Вы помните ночь на двадцать первое мая?

– Еще бы! – воскликнул генерал и протянул Сальватору руку. – В эту ночь я имел счастье познакомиться с вами, мой друг.

– Вы помните, генерал, что, отправляясь на поиски доказательств невиновности господина Сарранти в парк Вири, мы вырвали из рук одного негодяя похищенную девушку и вернули ее жениху?

– Как не помнить! Негодяя звали Лоредан де Вальженез, по имени отца, которого он позорил. Девушку звали Мина, как мою дочь, а ее жениха – Жюстен. Как видите, я ничего не забыл.

– А теперь, генерал, вспомните последнюю подробность, может быть самую главную в истории этих молодых людей, и я больше ни о чем вас не спрошу.

– Я помню, – сказал генерал, – что девочку нашел и воспитал учитель, а затем ее похитил из пансиона господин де Вальженез. Этот пансион находился в Версале. Об этом я должен был вспомнить?

– Нет, генерал, это только факты, история, а я хочу услышать лишь о небольшой подробности. Но она – только моральная сторона этого дела. Призовите же на помощь свою память, прошу вас.

– Я не знаю, что вы хотите мне сказать.

– Ну хорошо. Я попытаюсь направить вас по нужному следу. Что сталось с молодыми людьми?

– Они уехали за границу.

– Отлично! Они действительно уехали, и вы, генерал, дали им денег на дорогу и дальнейшую жизнь.

– Не будем об этом, мой друг.

– Как вам будет угодно. Но так мы подошли к интересующей нас подробности. «Меня мучают угрызения совести, – сказал я вам, когда молодые люди уезжали, – рано или поздно родители девушки объявятся; если они знатного происхождения, богаты, могущественны, не упрекнут ли они Жюстена?» А вы ответили…

– Я ответил, – перебил его генерал, – что родителям девушки не в чем упрекать человека, подобравшего девочку, которую сами они бросили, вырастившего ее как сестру и спасшего ее сначала от нищеты, а затем от бесчестья.

– Я тогда прибавил, генерал… помните мои слова: «А если бы вы были отцом девочки?»

Генерал вздрогнул. Только теперь он взглянул правде в глаза и окончательно все понял.

– Договаривайте, – попросил генерал.

– Если бы в ваше отсутствие вашей дочери грозила опасность, которую избежала невеста Жюстена, простили бы вы молодому человеку, который, не спросясь вашего согласия, распорядился судьбой вашей дочери?

– Я не только обнял бы его как зятя, о чем я вам уже говорил, но и благословил «бы его как спасителя.

– Именно это вы мне тогда и сказали, генерал. Но готовы ли вы повторить эти слова сегодня, если я вам сообщу: «Генерал!

Речь идет о вашей собственной дочери»?

– Друг мой! – торжественно проговорил генерал. – Я поклялся в верности императору, то есть дал слово жить и умереть за него. Умереть я не мог: я живу ради его сына.

– Ну что ж, генерал, живите и для своей дочери, – заметил Сальватор, – ведь именно ее спас Жюстен.

– Значит, прелестная девушка, которую я видел в ночь на двадцать первое мая, и есть!.. – начал было генерал.

– …это ваша дочь! – договорил за него Сальватор.