всю жизнь не болело… разве что душа… теперь и душа не болит… оттого мне плохо… Не знаю, что со мной.

И р и н а. Врачи говорят, ничего у тебя нет…

Д е д. В мои года — когда ничего… это совсем плохо. Дальше некуда. (Встает, роется в сундучке, достает какие-то одежды.)

И р и н а. Что ты там делаешь?

Д е д. Ничего. Собираюсь.

И р и н а. Куда собираешься?

Д е д. Туда, куда собираюсь… (С трудом одеваясь.) Лучший наряд и тот не идет мне… Было бы Время, сбегал бы к портному, чтоб подогнал. (Смеется.)

И р и н а. Я никогда не знала, когда ты говоришь всерьез, когда шутишь. Вижу и теперь — шуточки.

Д е д. Хорошо, если бы… шуточки. Дело в том, что… гляди-ка!

И р и н а (испуганно). Что такое?

Д е д. Я натянул один чулок так, а другой этак… наизнанку. И нет сил начать заново… Так и предстану на последний суд… Не будут там придираться? Главное, чтобы не смеялись. (Ложится в постель.) Ох-ох-ох! Вот и приготовился в дорогу. Одной заботой меньше…

И р и н а (пытаясь перевести разговор). Слышь, как дождь хлещет?

Д е д. Да пусть хоть потоп… то есть нет, ни к чему это. Дождь — хорошо, а много дождя — беда. (Возвращаясь к своей мысли.) Я говорю, когда человек кончается, сперва в голове померкнет. А в моей голове — ясно.

И р и н а. Ты еще другим ума прибавишь.

Д е д. Рад бы, да сил нет! Видишь, едва рубаху застегнул. Что ты там возишься? Не идешь подержать надо мной свечу…

И р и н а. Я… а разве ты помираешь?

Д е д. Помру.

И р и н а (боль не дает ей встать). Разве так человек умирает? Здоровый… при всем рассудке… и с шуткой?

Д е д. Жизнь была шуткой. А это… всерьез… (Ищет что-то.) Где шапка? Куда твоя мать ее сунула?

И р и н а. С тех пор ты не надевал ее? Лет пять прошло.

Д е д. Может, и пять. Она поторопилась…

И р и н а. Не знаю, где шапка… и встать не могу.

Д е д. Ладно. Все равно пришлось бы держать в руке. И в ад и в рай, говорят, надо входить с непокрытой головой… В ад… потому что жарко, а в рай… не положено! Там одни святые… Иногда, как закрою глаза, голова легонько кружится, и я вижу их, стоят себе кучками… Не помнишь?

И р и н а. Что?

Д е д. Куда ее мать сунула?

И р и н а (думая о другом). Что?

Д е д. Шапку…

И р и н а. Погоди, отец… вот встану и поищу. Опять! Как меня режет! (Стонет, жалуется.) О боже!

Д е д. Меня оплакиваешь?

И р и н а. Схватки у меня.

Д е д. Это хорошо.

И р и н а (кричит). Ужасно… ужасно… какое там хорошо!

Д е д. Хорошо, что придет другой вместо меня. Гляди, чтоб мальчик был…

И р и н а. Темно здесь, я ничего не вижу… может, ребенок окажется девочкой… у меня в глазах помутилось.

Д е д. Долго тебе еще? Поднажми, а то, если недолго, я дождусь.

И р и н а. Отец… как здорово, что ты со мной в этот час! Смешишь меня, отвлекаешь…

Д е д. Я б на помощь пришел… помню, как с тобой бедная твоя мать мучилась… да мне стыдно. Это раз. Потом, ноги отнялись и похолодели. Это два.

И р и н а. А я горю… В животе пламя.

Д е д. Не поменяться ли нам? (Смеется.)

И р и н а. Если б могла… (Громко кричит.) Умираю!

Д е д. Ну чего шумишь? Вовсе ты не помрешь… но тебе это дело дается трудней, потому что ты образованная. Придаешь делу важность. Бабка твоя несла еду людям в поле и возвращалась домой с чадом в корзинке. Несла его в корзинке на голове, среди горшков, ложек. Скидывала его в тени репейника, в тени зайца, где приходилось… Рожала срочно… по кустикам, как зверь лесной. Так четырнадцать раз родила. Я тринадцатый.

И р и н а. Чертова дюжина. (Стонет.)

Д е д. Я всегда был тринадцатым. Потому теперь пропадаю… (Стонет.) Потому мне каюк… (Стонет.) Долго тебе еще?

И р и н а. Ой! Ой! Мамочка!

Д е д. Вот так… давай, давай! (Стонет.)

И р и н а. Ради тебя стараюсь…

Д е д. Позвала бы лучше повитуху… то есть мне бы надо за ней… но как? Коса подошла под самое ребро…

Ирина кричит.

Вот тебе на! Зря тебя в школу отдал… рожала бы просто как дура. Твоя мать со своими четырьмя классами едва с тобой справилась… а ты с десятилеткой… ох и намаешься! Без повитухи не обойтись. Есть ли еще в селе повитуха?

И р и н а (стонет). При чем тут учение… и это?

Д е д. От учения слабеют… поджилки. Бабка, говорю, четырнадцать детей родила… а сосчитать их не умела… вечно путалась, расставляя миски по столу… приходилось каждому брать миску в руки. (Смеется.) Здоровые времена!

Ирина стонет.

Мда… Если бы куры с такой мукой несли яйца, весь двор бы ошалел…

И р и н а. И они не от радости кудахчут. А может, от радости. Скорей бы и мне раскудахтаться.

Д е д. Ну как? Какие новости?

И р и н а. Не смеши меня, не то скину… Нельзя до времени… (Стонет.) А как бывает, когда умираешь?

Д е д. Никак. Таешь, как свечка. А кстати, есть ли у нас еще свечи? Эта кончается… а я — никак…

И р и н а. Ты что, отец, сам себе свечу держишь?

Д е д. Раз уж у меня нет детей, которые… Так что зря стараешься народить внуков…

И р и н а. Так я ж…

Д е д. Я не скотина, чтоб помирать без свечи… К тому ж я и не исповедовался, знаешь?

И р и н а. Мог заранее позаботиться… когда заказывал этот ящик…

Д е д. А что попу скажешь? Ты ему — свое, а он думает про свое… про кутью… про свои дела. А теперь я бы исповедовался. Кого б за ним послать?

И р и н а (улыбаясь). Погоди еще немного, тогда пошлем малого…

Д е д. Так-то оно так, а мне невмоготу. Ты меня выслушаешь.

И р и н а. Я слушаю, но какой с меня поп?

Д е д. Неважно… ты моя дочь, ты чище священника… Слышь, дочь моя… (Молчит.) Не знаю, с чего начать.

И р и н а. Свечи лежат у тебя в изголовье. Можешь повернуться?

Д е д. Повернуться могу, а вот из могилы вернуться уже не смогу. Оттуда никто не возвращается… (Ищет свечи.) Где они? Ладно, я найду, ты только от своего дела не отвлекайся, заканчивай побыстрей, слышишь?

И р и н а. Слышу.

Д е д. Как я жил до моих лет?

И р и н а. Как?

Д е д. Словно святую водицу пил… это ни от жажды, ни от голода… и святым не станешь… (Тяжелый вздох.) Вот как я жил. Не бог весть что понял. Мы здесь просто-напросто жили. Не думая о жизни, до самого смертного часа.

И р и н а (пытаясь обернуть разговор в шутку). И тогда думаешь… всего четверть часа…

Д е д (серьезно). Заявляется та и делает знак… и косится на нас и подгоняет: «Живей! Живей! Шевелись, лежебока…» — и, как только произнесет