Это последнее «или нет» прозвучало столь взыскующе, что Клим растерялся.

— Ну?! — жестко напомнил о себе Алим. — Так или не так?

— Так.

Павлов задумчиво перебирал спутанные волосы Айи и любовался искорками, которые рассыпались по ее светлым локонам на взошедшем и всепоглощающем солнце. Нужно было срочно придумать план действий, и, пока девушка спала, он перебирал все возможные варианты. Ночь прошла прекрасно, несмотря на погоню, поспешное бегство и ночевку под открытым небом. На зубах поскрипывал песок, но и это неудобство с лихвой окупалось приятным ароматом Айи, оставшимся на губах, лице, руках Артема. Он повел ноздрями и еще раз почувствовал этот тонкий запах.

«А что дальше?»

Этот вопрос не оставлял Артема. Он понимал: то, что его и девушку не нашли и еще не утопили, было вовсе не их заслугой, а скорее недоработкой нукеров Алима. И Павлов отдавал себе отчет, что ошибочку, из-за которой он все еще наслаждается своей юной возлюбленной, а не плавает, выпучив глаза, где-нибудь в районе Залива Ангелов с центнером бетона на ногах, еще не поздно исправить.

А тем временем на пляже стали появляться отдыхающие, и странная парочка — он в смокинге, она в концертном платье — стала бросаться в глаза. Артем легонько пощекотал девушку:

— Айя! Доброе утро.

— М-мр-мрм! — сладко замурлыкала Кисс. И смешно наморщила носик.

— Дети, в школу просыпайтесь, петушок пропел давно! — Павлов не удержался и поцеловал продолжающую мурчать девушку. — С добрым утром, моя прекрасная морская дева! — Павлов водрузил на светлые распущенные волосы Айи импровизированный венок из высохших причудливых водорослей. Они отливали золотом в свете восходящего солнца. Ночь, так неудачно начавшаяся вчера в саду Алима, завершилась прекрасным соединением двух влюбленных сердец. Наконец девушка ответила:

— Здравствуй, Робинзон. Мне кажется, что я влюбилась.

— Вот как? Позволь узнать в кого, моя милая Пятница?

— М-м-м-м. — Айя потянулась, хрустнув суставами. Перевернулась через голову и моментально села Артему на спину.

— В это солнце, в это море, в этот песок, пальмы, цветы! Вот в кого! А ты что подумал? А? — Она чмокнула его в щеку и повернула лицо к себе, схватив его за уши.

Она обхватила Павлова своими длинными изящными руками. С силой, полученной от бесконечных упражнений по хатхе-йоге, притянула его к себе и впилась сладким поцелуем. Артем ответил, и они снова забыли обо всем, пока он — краем глаза — не увидел полицейский патруль, неспешно двигающийся вдоль моря.

— Погоди… Айя, — силой отстранил он ее, — нам надо отсюда уйти.

— А я не хочу! Я хочу целоваться, — цепкие руки снова потянули Артема вниз.

И он не смог противостоять и тогда просто подхватил ее нежное, почти невесомое тело и почти бегом понес в сторону кустов и скал. Айя засмеялась и капризно запричитала:

— Не хочу. Не хочу! Отпусти меня, злой дядька. Уу-у-у-у! Отстань, противный!

Но Павлов уже видел, что полицейские также заметили их, и уже один из них что-то быстро говорил кому-то по рации, в то время как второй прикладывал к глазам бинокль.

— Айечка, замолчи, дорогая! За нами уже местные менты бегут. Смотри.

Свисающая с адвокатского плеча девушка даже перестала колотить его кулачками по спине.

— Какие менты?

И конечно, она увидела две бело-голубые фигурки, прыгающие через тела отдыхающих, уже плотно заполнившие песчаный пляж.

— Ух ты! Классно! Погоня. Копы! Вау! Я тебя обожаю, мой Клайд. Я буду твоей Бонни. О'кей? Дай мне скорее револьвер, и я уложу их на месте.

— Прекрати, — попросил Артем и наконец-то нырнул в заросли магнолии, — если догонят, нам будет не до смеха.

Брякнул телефон, и Айя решительно высвободилась из его объятий, приняла вызов и, нестерпимо медленно идя рядом с Артемом, принялась болтать на итальянском. И лишь когда неведомый собеседник, услышав от нее слово «полиция», вывалил на Айю град непереводимых идиом, девушка вдруг что-то поняла.

В следующий миг, придерживая свои роскошные волосы, она бежала впереди Артема. Через минуту беглецы карабкались по острым камням на дорогу. Через три — преодолели последнее препятствие и вышли к городскому парку, который назывался «Экзотический сад». Еще семь минут ходьбы — и они оказались на окраине города Изе. Айя повернулась к Артему, и ее глаза были серьезны:

— Ушли?

— Кажется, оторвались. Теперь надо быстро забрать документы — и в аэропорт. Летим в Москву.

Павлов сказал это быстро и вполне уверенно, не спросив мнения своей спутницы, и сразу увидел: поторопился. Девушка уверенно покачала головой:

— Хм. Раскомандовался. Я никуда не лечу.

Артем непонимающе вгляделся в ее глаза.

— Как? Айя! Здесь нельзя оставаться. Ты что? Не понимаешь?

— Я в Москву не полечу, — она упрямо сдвинула брови.

— Ну, если ты не хочешь в Москву, давай в Париж. У меня есть друзья, они нас примут. Пересидишь там.

— Нет! — Она еще больше сдвинула свои светлые бровки и вдобавок стиснула кулачки. — Я не поеду с тобой. Ни-ку-да!

Она произнесла это столь решительно и отдернула руки от Павлова, спрятав их за спиной, столь резко, что он опешил. После ночных приключений, жарких объятий, любовных ласк и нежных признаний его прекрасная принцесса вдруг обернулась злой и упрямой ведьмой. Более того, Айя развернулась и стала удаляться в сторону моря! Артем не верил своим глазам.

— Постой! Ты куда?

— Я ухожу. Прощай.

— Нет-нет! — Павлов догнал Айю, но она снова нахмурилась и убрала руки за спину. — Ты не можешь так просто уйти. Тебе некуда идти. Я не отпущу тебя. Айечка, милая, прости меня, если я тебя обидел. Но ты меня пугаешь! Давай подумаем, куда мы можем уехать. Я обещаю, что сделаю так, как ты выберешь.

— А если ты обещаешь, то тогда сделай! Я еще раз говорю, Артем, я ухожу к друзьям. Они здесь рядом. Живут на лодке.

Артем растерянно моргнул:

— Где? На какой лодке?

Он решительно ничего не понимал. Они стояли посреди дороги в странных праздничных нарядах, а проезжающие машины притормаживали и изредка подавали приветственные сигналы. Девушка явно не собиралась подчиняться адвокату, и он впервые растерялся. С одной стороны, он понимал, что даже жаркая ночь любви еще не повод привязать к себе строптивую девочку, а с другой — чувствовал ответственность за ее судьбу. Даже боязнь, как если бы она была не любовницей, а дочерью.

Эта мысль неприятно резанула Павлова. Он впервые, пожалуй, осознал, что давно уже вышел из возраста юного ловеласа, проводящего ночи в компании едва знакомых девчонок. И тут же пришло чувство стыда, и он густо-густо покраснел.