– Держи.

Равена с улыбкой протянула руку.

– Вы настоящий джентльмен, мистер Буч Кэссиди, и не верьте, если кто-нибудь скажет, что это не так.

– Благодарю вас, миссис О’Нил, а вы настоящая леди, знакомством с которой я буду гордиться до тех самых пор, пока предназначенная мне пуля не оборвет эту комедию, именуемую жизнью.

Он в последний раз поцеловал ее.

По полю битвы, в поисках разного рода памятных вещиц, бродили старики, женщины и дети. Индейские воины-победители издавали воинственные кличи и то и дело пускались в пляс, снимая очередной скальп с погибшего кавалериста, сдирая одежду с мертвых и уродуя их лица с какой-то фанатичной злобой.

Трое из них уже склонились над Кастером, но женщины запротестовали:

– Не надо, это же Песочные Волосы, он хороший человек. На Юге он был братом людям нашего народа. Не трогайте его, иначе боги разгневаются.

– Как скажете, женщины, – откликнулся старший из этой тройки. – Но хоть что-нибудь нам да нужно. – Он опустился на колено и вытащил нож. – Пусть хоть самая малость. – И он отрезал у Кастера фалангу мизинца на правой руке.

Женщины же тщательнейшим образом промыли раны и протерли маслом его лицо и голову. Затем, сложив ему руки на груди, положили тело поверх двух других трупов. Уходя, одна из женщин проколола ему мочки ушей.

– Это еще зачем? – спросила ее спутница.

– Он не слышал наших вождей, когда выкуривал с ними трубку мира, – грустно ответила первая.

– Тогда все правильно. Да пребудет с ним мир.

На следующий день на выручку осажденным на одном из холмов отрядам Рино и Бентина пришли генерал Терри и полковник Гиббон. Объединившись, они отправились на поиски Кастера.

Вид не остывшего еще от недавней резни поля потряс даже людей, которым на своем веку приходилось видеть и смерть, и насилие, причем в самом жутком обличье. Все погрузились в скорбное молчание.

Внезапно от бруствера, сооруженного из лошадиных трупов, донесся возбужденный голос капрала:

– Эй, пошлите кого-нибудь сюда! Здесь кто-то живой! Я слышал стон!

Со всех сторон к нему бросились солдаты, и вскоре общими усилиями они вытащили какого-то мужчину, лицо которого оказалось настолько залито кровью, что узнать его было невозможно.

– Смойте кровь, – приказал генерал Терри.

Понадобилось не меньше полудюжины полных ведер, чтобы из-под засохшей крови проступили знакомые черты.

– О Боже! – воскликнул Бентин. – Да это же Брайен О’Нил! И он жив! Где у нас тут врачи? Живо! Шевелите задницами!

Раны Брайена выглядели устрашающе, но опасными в общем-то не были. Полковой хирург наложил двадцать швов ему на голову и еще тридцать на правое плечо.

– Крепкие же черепа у этих ирландцев, – пошутил Бентин, когда через два дня вместе с другими офицерами пришел навестить Брайена в санитарную палатку.

Брайен притронулся ко все еще раскалывающейся надвое голове и слабо улыбнулся:

– Скальп с меня все же сняли, это уж как пить дать.

Насколько ему помнилось, мысль залечь за основным бруствером пришла в голову братьям Кастерам и ему самому. Последнее, что Брайен запомнил, – две индейские лошади, перемахивающие через бруствер, и частый огонь. Затем – черный провал в памяти.

– Скорее всего Джордж с Томом перед смертью успели уложить еще нескольких, а вы лежали похороненным заживо, – задумчиво произнес генерал Терри.

Несколько позже он вернулся в палатку переговорить с Брайеном наедине.

– Я строго-настрого приказал своим людям даже не упоминать вашего имени. И они поклялись честью полка, что приказание выполнят. На эту клятву можно положиться, особенно после того, что произошло с Джорджем и его парнями.

– Весьма признателен вам, генерал.

Сцепив руки за спиной, Терри прошелся взад-вперед по палатке.

– Я исходил из двух соображений. Во-первых, расследованием обстоятельств всего этого печального дела наверняка займется военный трибунал, и все вызванные им в качестве свидетелей обретут чуть не общенациональную известность.

– А главным свидетелем, по всей видимости, буду я, – откликнулся Брайен. – Дальше все понятно: сразу начнут сколачивать виселицу для Брайена О’Нила, находящегося в розыске за убийство на Гавайях.

– Вот именно, и, как вы догадываетесь, мне бы вовсе не хотелось, чтобы дело приняло такой оборот. В конце концов сами вы в бой не рвались. Это Джордж вас вынудил, и служили вы ему верой и правдой. Я просмотрел донесения, присланные им еще до сражения, и вычеркнул ваше имя из всех официальных документов.

– Еще раз спасибо.

– Ну а во-вторых, Джордж Кастер был одним из самых блестящих офицеров-кавалеристов, с которыми мне выпала честь служить вместе. Умен. Решителен. Необыкновенно храбр. И было бы чудовищной несправедливостью лишний раз пятнать его имя; оно и без того наверняка пострадает после этого тяжкого поражения, в котором он сам во многом повинен. Его оценки и решения отличались редкостной безответственностью. – Генерал откашлялся. – Не говоря уж о том, что под конец он просто сдался.

– Отнюдь, генерал. Как раз под конец он был великолепен, сражался плечом к плечу со своими людьми до самого последнего момента.

– Ладно, так или иначе, всем будет лучше, если ваше имя исчезнет из документов.

– Вот с этим нельзя не согласиться. А я тем временем вернусь к Сэму Шефферу и посмотрю, как там идут мои финансовые делишки.

– Хирург говорит, вы можете ехать в любой момент. Я распоряжусь, чтобы вам дали сопровождение, хотя бы на часть пути.

– В таком случае отправляюсь завтра же утром.

– Отлично. – Терри протянул Брайену руку. – Позвольте выразить мою личную признательность за помощь, оказанную полку.

– Невелика, к сожалению, оказалась помощь, – болезненно скривился Брайен.

После того как Терри ушел, Брайен долго еще лежал неподвижно на койке, уставившись в потолок. Перед глазами его пробегали смутные образы.

Равена.

Сабрина.

Измученное, залитое кровью лицо Джорджа А. Кастера – свидетеля гибели Седьмого кавалерийского на последнем его рубеже.[19]

Перечитывая книги первую и вторую, я с удовлетворением отмечаю, что осталась верна данному читателю обещанию не отступать в этих записках, особенно во второй их части, от истины, независимо от отношения автора – благоприятного или неблагоприятного – к персонажам, в частности к Равене Уайлдинг О’Нил.