Он скажет: это вы виноваты.

Пожалуйста. Только не при моем сыне.

Однако поезд трогается, мужчина докуривает, рассеянно улыбается Ютте и очень скоро засыпает.

Она крутит в руках игрушечный домик. Около полуночи они высаживаются в Сен-Мало, и такси довозит их до гостиницы на площади Шатобриана. Девушка за стойкой берет деньги, которые обменял для них Альберт. Макс полусонно привалился к Ютте сбоку, а она так стесняется своего плохого французского, что уходит спать голодной.

Утром Макс тянет ее через проем между старыми стенами на пляж. Он носится по песку, потом замирает и смотрит на крепостную стену, словно воображая развевающиеся знамена, пушки и средневековых лучников за парапетом.

Ютта не может оторвать взгляд от моря. Оно изумрудно-зеленое и невообразимо огромное. Одинокий белый парус скользит прочь из гавани. На горизонте то возникают, то пропадают за волнами два траулера.

Порой я засматриваюсь на него и забываю про свои обязанности. Мне кажется, оно вмещает все, что человек способен перечувствовать.

Они платят монетку, чтобы подняться на башню шато. «Идем!» – кричит Макс и бежит по узким ступеням. Ютта пыхтит сзади. В узкие окошки видны прямоугольники неба. Макс за руку тянет ее по лестнице.

С башни они смотрят, как внизу вдоль витрин прохаживаются крохотные фигурки туристов. Ютта читала про осаду, разглядывала фотографии довоенного города. Однако сейчас, глядя на высокие основательные дома, на сотни крыш, она не видит следов бомбардировки, воронок или разрушенных зданий. Город как будто вырос заново.

На ужин они заказывают бретонские лепешки. Ютта ждала, что все в ресторане обернутся, услышав ее акцент, но никто не обращает внимания. Официант то ли не заметил, что она немка, то ли ему все равно. Вечером они с Максом проходят в высокую арку, которая зовется Динанскими воротами, идут по набережной и взбираются на мыс через устье реки от города. Там разбит парк, среди деревьев видны заросшие развалины форта. Везде, где тропинка тянется над обрывом, Макс останавливается и кидает в море камешки.

Через каждые сто шагов – стальные колпаки, из которых солдаты направляли огонь при штурме берега. Некоторые доты настолько повреждены при обстреле, что трудно вообразить мощь и скорость снарядов, способных проделать такие дыры. Впечатление, будто полуметровый слой стали размягчился, как пластилин, и ребенок проткнул его пальцами.

Каково было стоять там внутри?

Теперь они забросаны пакетиками из-под чипсов, окурками, мятыми бумажками. Над вершиной холма посреди парка развеваются американский и французский флаги. Здесь, гласит табличка, немцы окопались в подземных тоннелях, чтобы сражаться до последнего человека.

Трое подростков проходят смеясь, Макс внимательно следит за ними взглядом. На изъеденной замшелой стене маленькая каменная табличка. Ici a été tué Buy Gaston Marcel agé de 18 ans, mort pour la France le 11 août 1944[54]. Ютта садится на землю. Море неспокойное, темно-серое. Табличек в память о погибших немцах нет.

* * *

Зачем она приехала? Какие ответы надеялась отыскать? Утром второго дня в Сен-Мало они сидят на площади Шатобриана, напротив исторического музея, там, где жесткие скамейки смотрят на клумбы, окруженные металлическими полукольцами. Под навесами туристы перебирают тельняшки и акварели с изображением корсарских кораблей; отец, что-то напевая, обнимает дочку за плечи.

Макс поднимает глаза от книги и спрашивает:

– Mutti, что путешествует вокруг света, но остается в углу?

– Не знаю, Макс.

– Почтовая марка.

Он улыбается.

Она говорит:

– Я скоро вернусь.

За информационной стойкой музея сидит бородатый сотрудник, лет пятидесяти на вид. Из тех, кто по возрасту должен помнить. Ютта открывает сумочку, разворачивает частично раздавленный деревянный домик и говорит, стараясь как можно лучше произносить французские слова:

– Это лежало в вещах моего брата. Я думаю, он нашел это здесь. Во время войны.

Сотрудник музея мотает головой, и Ютта закрывает сумочку.

Тут он просит разрешения посмотреть домик еще раз. Подносит макет к лампе, разворачивает нишей входной двери к себе.

– Oui[55], – говорит он наконец и жестом показывает Ютте, чтобы она подождала на улице.

Через несколько минут бородатый сотрудник выходит из музея, запирает дверь и ведет Ютту с Максом по узким крутым улочкам. Десяток поворотов, и они стоят перед домом – увеличенным подобием того, который Макс вертит в руках.

– Номер четыре по улице Воборель, – говорит музейщик. – Дом Этьена Леблана. Уже много лет как разделен на апартаменты для отдыхающих.

Камень покрыт лишайником, от выщелоченных минералов осталась темная филигрань потеков. На окнах ящики с пышно цветущими геранями.

Мог сам Вернер сделать этот макет? Купить его?

– А была здесь девушка? – спрашивает Ютта. – Вы ничего не слышали про девушку?

– Да, во время войны здесь жила слепая девушка. Мне рассказывала про нее мама. Сразу после войны она уехала.

Перед глазами у Ютты прыгают зеленые пятна, как будто она долго смотрела на солнце.

Макс дергает ее за рукав:

– Mutti, Mutti!

– Зачем моему брату понадобилась уменьшенная копия этого дома? – спрашивает Ютта, из последних сил вспоминая французские слова.

– Может быть, вам ответит девушка, которая тут жила? Я найду ее адрес.

– Mutti, Mutti, глянь, – говорит Макс и дергает ее сильнее. Ютта опускает взгляд. – Мне кажется, домик открывается. И я, наверное, сумею его открыть.

Мари-Лора Леблан заведует небольшой лабораторией в Парижском музее естествознания. У нее за плечами заметный вклад в исследование моллюсков: монография по эволюционному обоснованию формы западноафриканских Cancellaria cancellata и часто цитируемая статья по половому диморфизму карибских волют. Она дала названия двум новым подвидам панцирных моллюсков. Работая над диссертацией, побывала на островах Бора-Бора и Бимини, бродила по рифам в панаме, изучала улиток на трех континентах.

Мари-Лора не собирательница в том смысле, в каком был собирателем доктор Жеффар, коллекционер, торопящийся сбежать по лестнице отряда, семейства, рода, вида, подвида. Ей нравится чувствовать рядом живых существ – не важно, на рифах или в лабораторных аквариумах. Находить улиток на камнях, где эти крохотные влажные существа вбирают кальций из воды и преобразуют его в узорчатые грезы у себя на спине, – ей ничего больше не надо.