Нашей верховной жрице пришлось не по нраву, что пришелец столь отважно держится в ее священной роще, и она завела магическую песнь воронов. Резкое хриплое карканье разбило тишину ночи. Прочие женщины подхватили нестройную песнь; по мере того как ты приближался ко мне, крики их становились все более угрожающими. Протянув руки, они окружили меня, создав подобие живой изгороди. Все мои чувства были поглощены тобой, однако же я ощущала, как от товарок моих исходит угроза, направленная на тебя и на твоих спутников. Пронзительные вопли, свирепо оскаленные рты и острые когти женщин заставили твоих людей отступить.

Голоса моих защитниц, стоявших вокруг меня плечом к плечу, сливались в неблагозвучный хор, способный отпугнуть всякого смельчака. Однако ты, не дрогнув, сделал еще несколько шагов вперед и остановился, вперив в меня взгляд. По телу моему пробежала дрожь. Я гордо вскинула голову, давая тебе понять, что нахожусь под покровительством и защитой самой Повелительницы Воронов. Ты, не мигая, пожирал меня глазами. Мне казалось, это продолжалось целую вечность. Внезапно ты упал передо мной на колени.

Это так поразило женщин, что они смолкли.

— О, прекрасная принцесса ночи, я пришел, ибо не могу жить без тебя, — произнес ты по-французски, на языке моей родины. — Прошу, иди со мной.

Я пыталась заглянуть в глубь твоей души, понять, каковы твои истинные намерения и не чреваты ли они бедами для меня, но твоя красота лишала меня прозорливости.

— Почему я должна уйти с тобой, чужестранец? — недоверчиво спросила я, хотя голос твой свидетельствовал об искренних чувствах, а взор был исполнен страсти.

— Потому что я всецело принадлежу тебе, желаешь ты того или нет. Ты пленила меня, ибо твои дивные глаза отражают лунный свет, а белоснежная твоя кожа так прекрасна, что даже огонь не смеет к ней прикоснуться. Идем со мной, моя повелительница, и я отдам тебе все, что имею.

Я не сводила с тебя глаз, упиваясь твоими словами. Внезапно в ночной тиши раздался крик ворона. Все стали оглядываться по сторонам, пытаясь увидеть вошедшего в священную рощу. Но вот в темном воздухе раздался шум огромных крыльев. Гигантская черная птица с пронзительным карканьем парила над нашими головами. В свете луны я разглядела, что на шее у нее воротник из черных перьев, а лапы снабжены острыми когтями.

— Она предупреждает нас, — изрекла верховная жрица.

Издалека донесся топот копыт, более громкий, чем тот, что оповестил о приближении возглавляемого тобой отряда. Ватага всадников не собиралась подкрадываться к нам тайком, напротив, ее сопровождала музыка — завывания труб, звон колокольчиков и цимбал. Казалось, всадников нес в рощу ветер, грозно завывавший между деревьями.

— Кто-то мчится сюда, — сказала я.

— Слышу, — ответила моя сестра. — Сердце говорит мне, что это сидхи.

Я видела, как лицо ее просияло от радости, ибо она надеялась увидеть принца, в которого была влюблена.

Женщины пришли в великое волнение. Мысль об опасности, угрожающей тебе, заставила мое сердце болезненно сжаться.

— Уходи и уводи отсюда своих людей, — обратилась я к тебе.

Ты встал с колен, однако и не подумал спасаться бегством. Твои товарищи звали тебя, взывая к твоему благоразумию. Никому из них не хотелось вступать в битву со столь грозным противником, как воины-сидхи. Но ты не двинулся с места, и я поняла, что ты из тех, кому неведом страх.

— Идем со мной.

Ты коснулся моей ладони, но тут же отдернул ладонь, уколовшись о мои когти.

Какая-то часть моего существа желала откликнуться на твой зов, другая была охвачена недоверием. Грозный окрик сестры, приказывающей тебе уйти, донесся до моих ушей. Как это часто бывало, сестра проникла в мои тайные помыслы и поняла, что я готова уступить искушению.

— Ты лишилась рассудка? — спросила она меня.

Прежде мы с ней много говорили о том, что я должна добиться любви принца духов, дабы усилить могущество, которое передалось нам по материнской линии. Нынешняя ночь давала мне такую возможность.

— Уходи быстрей, или тебе придется пожалеть о своей нерасторопности! — крикнула она, метнув в тебя злобный взгляд. — Моя сестра не для тебя! Убирайся прочь!

— Только вместе с ней, — ответил ты, коснувшись ворота своей одежды.

Я подумала даже, что сейчас ты выхватишь оружие и заберешь меня силой.

— Ты даром теряешь время, чужестранец, — сказала я. — Я не знаю тебя и не собираюсь следовать за тобой. Но мне вовсе не хочется видеть, как сидхи тебя зарубят. Если тебе дорога собственная жизнь и жизнь твоих товарищей, уходи!

Но ты не слушал меня. Из-под одежды ты извлек усыпанный драгоценностями крест, висевший на кожаном шнурке. При виде креста я ощутила приступ жгучего гнева. Я вцепилась в шнурок и закрутила его вокруг твоей шеи так, что ты едва не задохнулся. Лицо твое побагровело, и глаза стали вылезать из орбит. Несомненно, ты не ожидал от женщины подобной силы и ярости.

— Этот крест принадлежит моей матери, — прошипела я, приблизив свое лицо к твоему. — Ты похитил его, чужестранец.

Мы с сестрой с ранних лет обладали способностью обмениваться мыслями и сейчас одновременно пришли к одному и тому же выводу: ты один из смертных, преследовавших нашу мать в лесу и добивавшихся ее любви, один из отвергнутых возлюбленных, который из мести похитил ее крест.

— Всякий, укравший вещь, принадлежавшую бессмертным, проклят на веки вечные, — бросила сестра, смерив тебя взглядом.

Неожиданно она расхохоталась. Проследив за направлением ее взгляда, я невольно зарделась румянцем. Накручивая шнурок все туже, я притянула тебя так близко, что тела наши почти соприкасались, и эта близость заставила твой член напрячься от возбуждения.

— Этот крест дал мне твой отец, — с усилием прохрипел ты. — Он просил меня отыскать тебя и отдать тебе крест.

Оторопев от изумления, я ослабила шнурок, и ты получил возможность отдышаться. С отцом я не встречалась много лет, но внутренним взором видела, что он покинул Аквитанию, дабы принять участие в Священных войнах. Я не знала, где он сейчас, знала лишь, что он жив. Меж тем звуки, свидетельствовавшие о приближении сидхов, становились все громче. Топот копыт, лай собак, которые неизменно сопровождали всадников, и пронзительная музыка сливались в оглушительную какофонию. Теперь до нас доносились голоса всадников, распевавших буйные песни, исполненные жажды наслаждения.

Я понимала, настало время принимать решение. Моя сестра была так потрясена, увидав крест матери, что не могла помочь мне ни советом, ни предостережением. Сердце говорило, что я должна идти с тобой, человеком, который пользовался особым расположением моего отца и сумел выполнить его просьбу. Но в этой священной роще последнее слово принадлежало верховной жрице. Прочтя мои мысли, она махнула опахалом из вороньих перьев и произнесла: