В каком бы веке мы ни жили, гражданством какой страны бы ни обладали, какую бы религию ни исповедовали — все это не в силах изменить факт, что люди делятся на счастливчиков, кому жизнь дает все с самого начала, и на упорных, которые всего достигают постепенно.

Но встречаются и такие, кому жизнь не то что ничего не предоставила, напротив — еще и забрала то немногое, что дается новорожденному. В документах, подтверждающих наше появление на свет, не ставятся пометки, какой из младенцев в итоге окажется счастливым. Мы сами вершим свою судьбу.

Вот только линия старта у всех нас выглядит по-разному…

Линия старта этих детей проходила через серое облупившееся здание. Продолговатая, больше похожая на барак, двухэтажная постройка валялась на окраине Петербурга, словно брусок, выпавший из кармана какого-то великана. Глубокие трещины бороздили ее стены подобно морщинам, отчего дом походил на лицо озлобленного старика. Маленький двор, огражденный зеленым сетчатым забором, делал это место еще более неуютным. Ограда непроизвольно подчеркивала границу между нормальным миром и «тюрьмой», в которую попадают по статье появления на свет в неправильной семье.

На первом этаже здания располагались кухня, столовая, классы, спортивный зал, комната отдыха, административные и медицинский кабинеты. Недавно здесь закончили ремонт, однако на некоторых стенах уже красовались неизвестно кем оставленные граффити.

На втором этаже находились преимущественно спальные комнаты. В правом крыле — для мальчиков, в левом — для девочек. В каждой из спален насчитывалось до восьми кроватей, больше напоминавших больничные койки, оставшиеся еще со старых времен. Облупившаяся белая краска демонстрировала оголенный металл, и дети перед сном развлекались тем, что и дальше отколупывали ее ногтями.

Здешних обитателей размещали преимущественно по возрасту, поэтому не сильно брали в расчет тот факт, что большинство из них на дух не переносили своих соседей. Как и в любом социуме, местные делились на лучших и худших, старожилов и новичков, классных девочек и уродин, заводил и «отстоев».

Артему не повезло попасть в последнюю категорию. Возможно, всему виной был его низенький рост и излишняя худоба, а может быть, от него пахло той слабостью, которую за версту чуяли здешние хищники. Когда его били, что происходило нередко, он лишь беспомощно закрывался руками, пытаясь защитить хотя бы голову. Впрочем, по лицу старались не бить: синяки привлекали внимание воспитателей, с которыми никто не хотел связываться.

Сейчас, сидя на ступеньках, Артем с откровенной завистью наблюдал за тем, как Олег, более известный под кличкой Койот, хвастался перед другими мальчишками новым охотничьим ножом. Несмотря на то, что Олег тоже был невысокого роста, для своих пятнадцати лет он был достаточно крепким, не боялся драться и уже поэтому производил впечатление крутого малого. Поговаривали, что Койот относился к тем самым подросткам, которые уже успели попробовать все взрослые удовольствия, начиная с сигарет и заканчивая местными красавицами. Внешность его была обыкновенной: русые волосы, серо-зеленые глаза, подростковые прыщи на подбородке. Но почему-то здешние девчонки изо всех сил пытались ему понравиться.

Рядом с Олегом всегда ошивалось еще четверо парней — Дима, Иван, Рома и Игорь. Они окрестили себя «стаей» и с тех пор были неразлучны. Среди них Койот чувствовал себя особенно уверенным, поэтому его голос всегда звучал чуть громче, чем у остальных. Друзья смотрели на него восхищенными глазами и подхватывали каждую его дурацкую идею, лишь бы хоть немного приблизиться к тому же уровню крутизны…

— Ты нам ходить мешаешь, четырехглазый! — раздался грубый голос, и в тот же миг Артем почувствовал, как нечто холодное выливается ему на голову. Затем раздались громкие смешки.

Испуганно обернувшись, Артем увидел Виктора — еще одного местного главаря. Он стоял на несколько ступенек выше в сопровождении своих дружков и мерзко ухмылялся. В руке парень держал пустой стакан, ясно давая понять, что облил очкарика специально. Лестница была достаточно широкой, чтобы обойти сидящего на ступеньках, однако Виктору не хотелось отказывать себе в удовольствии поиздеваться над ним.

В тот же миг он ощутимо пнул Артема ногой, с удовольствием подмечая, как лицо очкарика исказила боль. «Ботан» тихо ойкнул, прижимая ладонь к ушибленному месту, а затем поспешил убраться.

Его лицо сделалось пунцовым, когда стоящие в коридоре ребята начали смеяться. Послышались оскорбления, к которым Артем уже привык, однако в этот раз «забаву» неожиданно решили продлить. Кто-то из мальчишек сделал «очкарику» подножку, отчего тот потерял равновесие и неуклюже растянулся на полу.

Новая волна хохота наконец привлекла внимание Койота, и он с раздражением произнес:

— Ты бесишь, четырехглазый. Достал уже! Вечно в каком-нибудь дерьме…

Артем бросил на Олега затравленный взгляд.

— Что вылупился, придурок? Вставай и вали отсюда! — немедленно подхватил Иван, более известный под кличкой Пуля. Этот парень являлся лучшим другом Олега, поэтому всегда поддакивал ему. Он представлял собой тот тип людей, которые вечно копируют тех, с кем они дружат. Внешне эти двое тоже были похожи. Единственное фирменное отличие Ивана было в том, что на шее он носил кулон в форме пули, который стащил в каком-то магазинчике неподалеку от интерната. Отсюда и появилось его «погонялово».

Под очередную волну насмешек Артем попытался поднять слетевшие с его носа очки, как в ту же минуту ближайший к нему парень пнул их в сторону, словно футбольный мяч.

— Отдай! — вырвалось у Артема, но в ответ присутствующие рассмеялись еще громче.

— А ты поймай, ботан! — хохотнул другой парень, тут же «передавая» очки стоявшему напротив. Теперь они замерли у ног Ромы, еще одного из банды Олега.

— Давай, Цой, пасуй! — крикнул кто-то, надеясь, что Ромка пнет в его сторону. Но тот медлил. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь, однако этот парень прекрасно помнил, что несколько месяцев назад к нему относились примерно так же. «Четырехглазый» являлся своеобразным напоминанием того, что будет, если поссоришься с Койотом и утратишь его покровительство. Когда Рома нервничал, то начинал заикаться, и, пока Олег не взял его под свое крыло, парня называли не иначе как Заика Ик. Оказавшись в «стае» и с помощью кулаков друга заткнув особо надоедливых, парень моментально избавился от обидного прозвища и стал именоваться Цоем, в первую очередь из-за своего пристрастия к русскому року.

— Не тормози, Цой! — окликнул его Олег, и тогда парень нехотя подтолкнул очки в сторону Димы, еще одного участника их «стаи». До того, как Койот и Иван начали с ним общаться, этот парень напоминал невидимку, с которым особо никто не дружил и которого особо никто не доставал. Прежде все свое свободное время он проводил, сидя в интернете. Его единственного друга усыновила пару лет назад какая-то пара из Америки, отчего Дима внезапно оказался совершенно один. Его дружба с Олегом началась с того, что Дима умел «базарить» со старшими. Как и у остальных, у него тоже было свое прозвище, которое казалось ему еще более идиотским, чем Пуля или Цой. Олег окрестил его Сенатором, потому что Диме хронически везло, когда требовалось отболтаться от ментов, уговорить сторожа выпустить их за пределы интерната или заставить кассиршу продать им алкоголь.