Если вспоминать все то, что произошло за этот год, то трудно поверить, что подобные перемены могли уместиться в такой короткий срок. Жизнь сбивала с ног и уносила в стремительном потоке, не позволяя ни оглядеться, ни даже отдышаться. Время утекало с такой скоростью, словно было водой, а этот год — чертовым решетом, в котором ничего нельзя было удержать. Задерживались только обрывки воспоминаний да фотографии, которыми пестрели глянцевые страницы.

После того, как Дмитрий стал спонсором проекта «Процветание», его имя стало звучать в СМИ куда чаще чем прежде. Подписывая контракт, Лесков полагал, что связывается с очередным благотворительным фондом, который кроме потери денег и успокоения совести ничего особо не принесет. Однако он ошибался. Как оказалось, спонсоры проекта "Процветание" не только занимались общим делом, но и максимально старались помочь друг другу в развитие бизнеса. За этот год доходы Дмитрия возросли настолько, что он смог перекупить компанию Федора Лопатина и таким образом сделаться одним из самых влиятельных людей на нефтяном рынке. Это произошло спустя всего пару месяцев после того, как сын Лопатина, Арсений, открыл свой музей современного искусства. Еще не утихли разговоры о кровавом происшествии в тот роковой вечер, как новое, еще более ужасающее событие вновь потрясло общественность. Отец Арсения был хладнокровно застрелен в собственной постели. В прессе это страшное событие именовали не иначе как бойня. Вся охрана мужчины была убита, не пощадили даже домработницу и ее тринадцатилетнего сына, которого женщина в этот день взяла с собой.

Для Арсения смерть отца стала тяжелым ударом. В своем последнем интервью он даже не смог скрыть слез, а на похоронах нервы молодого мужчины окончательно сдали. Он припал к гробу, воя, словно раненный зверь, и несчастным родственникам пришлось буквально оттаскивать его от усопшего. Дмитрий тоже был в тот день на кладбище, и, наверное, он был единственным, кто с долей скептицизма наблюдал за развернувшимся спектаклем. Он прекрасно знал, что Арсений ненавидел своего отца — ненавидел настолько, что на пьяных вечеринках не раз грозился избавиться от надоедливого старика.

На следующий день Лесков приехал к Арсению, якобы желая поддержать своего безутешного друга. Лопатин пригласил его в дом, будучи совершенно разбитым — от него разило алкоголем, лицо выглядело опухшим от долгого сна, на лице проглядывалась щетина. Не тратя время на приветствия, Арсений с порога предложил Дмитрию хорошенько напиться. Они устроились в гостиной, где царил поразительный кавардак. Поставив на стол бутылку дорогого коньяка, Лопатин нашел чистые стаканы и, плюхнувшись на диван, начал рассказывать о том, как сильно он скучает по своему старику. Однако постепенно его печальный тон начал меняться.

— Я давно хотел его грохнуть, — усмехнулся Арсений, глядя в медные глаза своего собеседника. Наличие на столе включенной видеокамеры, казалось, его совершенно не заботило. — Призрака мне посоветовал один знакомый американец, сказал, толковый киллер. И вуаля, я — наследник. Теперь этот старый хер больше не будет угрожать оставить меня без гроша.

— Что за Призрак? — поинтересовался Дмитрий.

— Его никто никогда не видел. Он принципиально не светит свою рожу перед заказчиком. Сам выходит на связь, сам указывает, где оставить для него деньги. Говорят, его несколько раз пасли на этих точках, но деньги пропадали, а его так никто и не видел. Вот отсюда и погонялово такое.

— А тот, кто тебе его посоветовал?

— Он тоже его никогда не видел.

Чуть помолчав, Дмитрий задал следующий вопрос:

— Как зовут этого твоего «советчика»?

— Фредди Стоун. Ты его знаешь. Он — один из спонсоров «Процветание».

Дмитрий выключил камеру, пристально глядя на своего собеседника. В его глазах читалось неприкрытое презрение. Как такой человек, как Федор Лопатин, мог воспитать подобное ничтожество? В каком-то смысле Лесков даже завидовал Арсению: его отцом нельзя было не восхищаться. Он был умным, проницательным и очень целеустремленным человеком. Федор поднялся с самых низов — он был выходцем из простой рабочей семьи и приехал в Москву из глубинки, имея в кармане всего несколько тысяч рублей. А теперь, пройдя столь долгий и сложный путь, этот человек был убит собственным сыном — мелочным подонком, которого интересовали только деньги, шлюхи и кокаин.

— Завтра к тебе придет мой человек и принесет кое-какие документы, — наконец Дмитрий снова заговорил. — Ты поставишь подпись на договоре о продаже своей компании мне. Сумма тебя, вероятнее всего не устроит, но ты согласишься, иначе отправишься за решетку. Я лично сдам тебя, благо, у меня есть свидетельство твоего признания. Если ты настолько расстроишься, что захочешь мне отомстить, то я настоятельно рекомендую перебороть это желание. Если со мной что-нибудь случится, запись немедленно попадет в полицию и в СМИ. А так ты получишь хотя бы какие-то деньги…

После Дмитрий не раз мысленно возвращался к этому разговору. Ему не давало покоя наличие наемного убийцы, который в любой момент мог зайти в любое место, убить любого человека и безнаказанно уйти. Лесков был почти уверен, что именно некий Призрак отправил на тот свет владельца первого частного телепорта, а так же устроил охоту на Киву.

Тот вечер в честь открытия музея Дмитрий до сих пор вспоминал, как кошмарный сон. Казалось, достаточно было закрыть глаза, чтобы снова ощутить теплую кровь на своих ладонях и услышать хриплый голос умирающего Бранна. Человек, который представлялся Дмитрию практически неуязвимым, внезапно оказался лежащим на полу, словно разбитая кукла, из которой стремительно вытекала жизнь. Его лицо искажала гримаса невыносимой боли. Лесков смотрел на него и не верил, что это был тот самый Бранн Киву, который с легкостью мог разнести несколько кварталов и одним только взглядом заставить человека молить о пощаде. И уж точно это не мог быть тот самый Бранн, который относительно недавно победил смертельную болезнь и вернулся настолько сильным, что даже не мог совладать со своими способностями. Тот Бранн не мог вот так просто умереть. Он слишком любил жизнь, чтобы потерять ее настолько легко.

Лесков помнил, как Киву из последних сил попросил его выгнать оставшихся в зале людей, словно их присутствие как-то влияло на его самочувствие. На миг Дмитрию показалось, что даже в такой момент гордость не позволяла этому человеку показывать свою слабость. Однако едва различимые слова Бранна «иначе я не смогу», заставили Лескова беспрекословно выполнить его просьбу. Дмитрию не нужно было обращаться к присутствующим, чтобы попросить их выйти, не нужно было повышать голос. В тот момент собравшиеся в зале внезапно ощутили панический страх, который ворвался в их сознание, словно сквозняк. Дикий животный ужас охватил их, и люди бросились прочь. Они не останавливались до тех пор, пока не покинули здание. Даже не смели оглянуться.

Едва зал опустел, Бранн приоткрыл глаза, и Лесков заметил, как они изменили свой цвет. В тот же миг Киву снова зажмурился в очередном приступе мучительной боли. Что-то происходило с его раной, что-то неестественное, но из-за рубашки и обилия крови Дмитрий не мог понять, что именно.