Таня Соул

Мой инферно

Пролог

Алиса Леденёва

Самые необычные дни начинаются точно так же, как и самые обыденные. Пробуждение, учёба, подработка, дорога домой — тот день проходил так же, как и предыдущие, и тем не менее отличался.

По пути с подработки я остановилась на перекрёстке между Восьмым марта и улицей Мира и, пока дожидалась переключения светофора, с волнением сжимала в руке бечёвку, которой был перевязан медовик. Несмотря на мои стеснённые финансы, я решила отметить грядущее совершеннолетие хотя бы любимым тортом. Завтра мне наконец-то исполнится восемнадцать.

Светофор переключился с красного на зелёный, и я пошла через перекрёсток по диагонали.

— Говорила же тебе не ходить через середину! — закричала нищенка, не дававшая мне покоя уже который год. Она часто просила милостыню именно на этом перекрёстке и почему-то выбирала именно меня жертвой своих жутких увещеваний. — Завтра в ведьмин час придёт твоя расплата! — кричала она, тряся указательным пальцем. — Продаст тебя, — сказала нищенка многозначительно.

— Кто продаст? — не выдержала я, заговорив с ней впервые за все эти годы. Раньше она таких интересных предсказаний не делала. А тут настоящая интрига.

— Твой отец, — ответила она скорбным голосом.

— Так и думала, — вздохнула я, — что ерунда — все твои увещевания, — махнула свободной рукой на её мрачные угрозы. — Как меня может продать кто-то, кого у меня нет?

— У всех есть отец, — сказала нищенка многозначительно и замолкла. Непохоже на неё. Обычно кричит вслед до тех пор, пока я не скроюсь из виду.

Я вздохнула и опустила взгляд на медовик. Главное в расстройстве чувств не начать праздновать раньше срока. Уж слишком аппетитным выглядел торт.

— Попомнишь мои слова, — прокряхтела нищенка напоследок.

Попомню или не попомню, а продавать меня и вправду некому. Отца я никогда не видела, а мама переехала в Болгарию, когда мне исполнилось пятнадцать. Увы и ах, я в её новую жизнь не вписывалась, поэтому мне предоставили однокомнатную квартиру на окраине города и более чем скромное содержание, а опекуном назначили моего двоюродного дядю, с которым я никогда не ладила. Надо ли говорить, что от моего содержания до меня доходила лишь малая часть?

В общем, на мамины деньги я уже давно перестала полагаться и зарабатывала, хоть и скромно, но сама.

— Ну, на торт хватает и ладно, — сказала я, заходя в дом. — А теперь и вовсе буду шиковать.

Выпускной уже, завтра мне восемнадцать, и я, наконец, могу начать полноценно работать работать, а заодно и копить на будущую учёбу в столице. Увы, но, кроме себя самой, положиться мне было не на кого. Мама уже давно оборвала со мной все связи, чтобы я, не дай бог, не нашла её и не помешала строить новое счастье, а дядя… Казалось, он всё делал мне назло.

В общем — завтра у меня будет настоящий праздник. Завтра — начнётся моя свободная и полноценная жизнь.

* * *

Реус Асмодей

— Время расплачиваться, — произнёс я, преграждая дорогу человеку, который умудрился выторговать у меня двадцать лет отсрочки и безбедную жизнь в обмен на свою жалкую душонку.

— Нет! — закричал тот, мечась по комнате. — Только не сейчас. Я не готов, — рыдал он, пытаясь улизнуть.

— Твоё время вышло, — сказал я и, не удержавшись, вздохнул.

Как же меня бесят эти людишки. Сначала они умоляют исполнить их желание, потом, узнав цену, пытаются хитростью выторговать себе время, а после, когда получают всё, чего просили, не хотят возвращать долг.

— Да что ты знаешь о времени⁈ — закричал этот жалкий человечишка. — Демон никогда не поймёт, что для человека означает смерть.

— Хоть в этом мне повезло, — пожал я плечами и занёс ладонь, чтобы забрать причитающиеся мне жизнь и душу.

— Стой, — взметнул человек руки. — Стой… Может, я могу заплатить по-другому? Есть другой способ?

— Ха-ха, — усмехнулся я. — Решил повеселить меня напоследок? Другой способ, говоришь… Вместо жизни, можно отдать только жизнь, — лишь сказав это, я заметил, что от человечишки отходила одна серебристая нить. Тонкая и нежная, её ни с чем не перепутать. Я хмыкнул. А ведь это и вправду могло бы меня развлечь. — Но тебе несказанно повезло, — сообщил я, не сдерживая ухмылку, — ты как раз владеешь ещё одной жизнью, помимо своей. У тебя есть дочь, и ей ещё не исполнилось восемнадцать. Можешь расплатиться её душой и жизнью, если захочешь. Но на раздумья у тебя есть, — я взглянул на часы, — пятнадцать минут. Завтра жизнь твоей дочери будет принадлежать только ей самой.

Человечишка просиял, услышав про ребёнка, о существовании которого даже не догадывался до этого часа.

Что мне поистине нравилось в людях, так это их безнравственность и жестокость. Какое же удовольствие наблюдать за человеком, осознающим, что можно обречь кого-то на смерть вместо себя. Тут-то и проявляется их истинная натура.

— Бери! — закричал он. — Бери её душу. И оставь мне мою.

Как я и думал… человечишка.

— Твой долг закрыт, — сказал я, сетуя на свою склонность к азарту. Теперь мне прибавится работы: найти неудачливую девчонку и собрать с неё плату — лишние сложности. Но был в произошедшем и значительный плюс — юную и невинную душу намного приятнее поглощать.

* * *

Алиса Леденёва

Торт всё-таки уцелел. Нетронутым я поставила его в холодильник, мысленно облизнувшись и готовясь отведать эту вкусность на завтрак. С чашечкой ароматного свежемолотого кофе — какое же лакомство ждало меня на день рождения. Насладившись им сполна, я сразу же возьмусь за поиски работы.

— И всё-таки я чудачка… — вздохнула, закрывая дверь холодильника.

Мои одноклассники ждали выпускного, чтобы отдохнуть, а я — чтобы поработать.

Дабы приблизить счастливое пробуждение, спать я легла пораньше, но отчего-то никак не могла уснуть. А ближе к полуночи и вовсе почувствовала дурноту. В груди болезненно защемило. Вздохнув, я перевернулась на правый бок и стала фантазировать. Мысли о чём-то приятном всегда помогали заснуть. Вот и теперь фантазия постепенно захватывала моё сознание и утягивала в сон.

В полудрёме перед мысленным взором возник мужчина лет тридцати, с острыми чертами лица и ястребиным взглядом. Темноволосый и хмурый, будто разочарованный в жизни, он надменно смотрел сквозь меня на кого-то другого, стоявшего за моей спиной.

— Твой долг закрыт, — произнёс он, хмурясь сильнее, и, развернувшись, побрёл прочь.

Видение смазалось и пропало, а моё сознание стало уплывать в глубокий сон, который, увы, продлился недолго. Боль в груди за ночь стала настолько