Якивнул надверь, закоторой обедали притихшие родители.

Точно непомню, какой именно был день, когда сломали Наташкину жизнь. Важно, что онеще ненаступил, иможно предотвратить большую беду, которая очень скоро случится.

— Это касается тебя иВлада,— прошептал я, добавил, еще раз кивнув всторону кухни.— Иих.

— Апредки-то здесь каким боком?— удивилась Наташка.

— Идем. Это важно.

Янаправился кдвери. Сестрица постояла немного, илюбопытство вней победило вредность— она потопала следом.

Только мывышли изподъезда, Наташка надула пузырь изжвачки, акогда онлопнул, скривилась исказала:

— Денег незайму, даже непроси. Опять кассету дебильную себе купишь, ивытрясай изтебя потом.

— Охиязва жеты!— улыбнулся я.— Владу твоему жесть восемнадцать?

Ееминдалевидные глаза стали круглыми, ноздри раздулись.

— Тебе какое дело?— вскинулась она.

— Мне— никакого,— сказал яидобавил зловещим шепотом:— Ноотец про него знает, изнает, что тыночами насвидания бегаешь.

— Атыоткуда знаешь, что онзнает?— неповерила сестра вмою осведомленность.

— Подслушал ихсматерью разговор.

Насамом деле нет, все это отцу еще неизвестно, новыяснится содня надень, итогда начнется ад.

Гонор мгновенно облетел сНаташки, она посмотрела наокно нашей квартиры, кивнула нагору, ипотропинке, виляющей между вязов, мыпошли вверх, пока недобрались доразвалин укрепления времен войны, скрытых взарослях. Наташа вытащила две картонки, спрятанные между плит, наодну села сама, вторую протянула мне. Мыразместились так, чтобы наклоненная плита закрывала нас оттропинки.

— Выбыли близки?— скорее констатировал, чем спросил я.

Наташка вспыхнула, вскочила ипопыталась меня пнуть, ноявыставил блок.

— Неистери, дура! Это важно…

Останавливаться она инедумала, кидалась, как бешеная кошка, приговаривая:

— Тебе какое дело вообще? Даты… ты…

Ябез труда повалил еенатраву иобездвижил, прижав кземле. Вот как заставить подростка себя услышать? Она жневменяемая!

— Теперь слушай. Ему восемнадцать, онсовершеннолетний идееспособный. Да, три года разницы между парнем идевушкой— это ниочем, нофактически онсовратил несовершеннолетнюю.

Последнее Наташку совсем оскорбило, она дернулась ипрошипела:

— Отпусти, урод!

— Дахоть упырем назови, пока невыслушаешь, неотпущу. Отец посадить его может, это тыпонимаешь? Аесли Влад сядет, его, как совратителя малолетних, назоне опустят. Онтам погибнет. Потому, пожалуйста, ради себя иради него, неуходи издома ночами. Отец тебя пасет ирано или поздно поймает.

Насамом деле никто никого непас, иотсутствие Наташки обнаружится случайно, ноправда сейчас вряд липоможет. Апоскольку после любовных утех Наташка придет помятой ивстрепанной, отец изобьет еедополусмерти. Потом найдет Влада ипригрозит тюрьмой. Парень небудь дурак взвесит все заипротив ирешит, что девок много, аонусебя один, изабудет дорогу кНаташке. После этого родители будут контролировать каждый еешаг, иона сломается— больше из-за того, что непереживет предательства любимого.

Похоже, дошло. Наташка глубоко ичасто задышала, наглаза навернулись слезы.

— Оннепосмеет!

— Наш отец? Ну-ну. Проверять ябынатвоем месте нестал.

Яосторожно отпустил ееиснова сел накартонку. Наташка поднялась, подтянула ноги кживоту ишумно засопела.

— Мылюбим друг друга!— безапелляционно заявила она.

Она-то, может, илюбит, авот Влад просто нашел симпатичную сговорчивую деваху ипользует ее. Вюном возрасте некаждый парень может развести девочку насекс, тем более такую видную. По-хорошему сним быпоговорить, воззвать кего разуму— все-таки онвзрослее, аеще лучше поколотить изаставить жениться, как делают вмусульманских странах, чтобы думал опоследствиях. Но, во-первых, внынешнем состоянии явряд лисним справлюсь, во-вторых, надворе проклятые девяностые, когда добродетель— порок, идети мечтают стать некосмонавтами, абандитами или проститутками. Ив-третьих, янезнаю, где его искать, он-то городской, анеизнашего поселка.

— Можешь покурить, если станет легче. Яродителям нескажу.— Добавил я.

Наташка сунула руку между плит, достала мятую пачку, прилепила жвачку кзапястью идолго чиркала спичками, которые все время гасли. Надо быотвадить ееотвредной привычки, пока зависимость несформировалась, ночитать нотацию сейчас неуместно. Наоборот, надо ееподдержать. Потому язабрал унее сигарету, прикурил ивернул, наблюдая, как круглеют ееглаза.

Наташка ажпро сигарету забыла, придвинулась комне исперва долго наменя смотрела, апотом принялась щупать лицо.

— Иэто— мой бестолковый братец? Это точно ты?

Чтобы закрепить авторитет, явругательно форме объяснил, что мне надоело быть зависимым иподчиняться тупым требованиям.

— Тыиправда думаешь, что отец будет вмешиваться?— уточнила она.

Якивнул.

— Онтебе ребра переломает, Наташа. Нонеэто самое страшное.

— Ачто? Зубы выбьет?

Япомолчал немного, сорвал сочную майскую травинку, разжевал ее, думая, как правильно преподнести информацию, чтобы сестра снова нераспсиховалась.

— Тыуверена воВладе навсе сто процентов?

Она лукаво прищурилась.

— Помнишь золотое колечко, которое ятипа нашла? Так вот, это яненашла, аонподарил!

Наязыке вертелось: «Проституткам тоже платят»— носказал ядругое:

— Яненаговариваю нанего, но, чтобы заполучить свое, парни идут намногое. Акогда начинаются настоящие трудности, невсе готовы идти доконца. Просто допусти мысль, что Влад неготов идти доконца. Говорить можно многое, ноэто лишь слова.

Она пригорюнилась.

— Мылюбим друг друга!— Вееголосе прорезались упрямые нотки.

Неповерит. Никто неповерит, потому что влюбленный человек болен, авлюбленный подросток вдвойне неадекват.

— Пойдем домой, атопредки заподозрят нас взаговоре,— предложил я.

Наташка помотала головой, сунула врот жеваную уже жвачку.

— Чуть позже. Когда дым выветрится.

— Отчаянная тыдевчонка. Зная, что тебе светит, если батя спалит, так рисковать!

— Нуачто, теперь нежить?— проворчала она.

Амне подумалось отом, какой бывыросла Наташа, если быполучала нетолько затрещины, ноихоть немного родительской ласки? Стала быпротестовать, сбегать издома, шарахаться ночами? Найдя вомне единомышленника, сестрица принялась взахлеб рассказывать про Влада— какой онумный, взрослый исильный, как еелюбит. Ичто ругается, когда она курит.