ТАРАСИК ПЕТРИЧЕНКА.

С непонятным концом История Птицы, рассказанная им самим.

Ты продолжай лететь… Лети – не бойся!

Свобода – это тоже песня, впрочем…

Кому её протягивать смешней,

Чем птице, пойманной в авоську безрассудства?

Лети на нож, «не бойся, мы с тобой»!

Я, начитавшись Голубя в Сантьяго,

Бесстыдно плакал в коридорах ТЮЗа

И люди удивлялись надо мной.

Как получилось так, что мой герой, любимый,

Которого воспитывал я с детства,

Оберегая ото всех и вся,

Попал в такую смятую картинку,

Где пьяной нотой движется Московский

И ногти режутся зубами вместо ножниц?

Как неудобно нарисован этот мир!

Когда ты хочешь спрятаться от всех,

В тебя стучат, звонят и письма пишут.

Когда ты стонешь: «Помогите, люди…»,

Хотя бы кто-то шею повернул…

Как это началось?

Вернёмся в детство: мальчик на подушке.

Врачи – ублюдки вырезали ласку.

Чтоб ты перевернулся, Доктор Спок!

Мне Доктор Хайдер симпатичен больше:

Он снова начал есть – и всё в порядке…

Я начал есть, я рос и – мне тринадцать.

Но не растёт усов… Досадный прыщик…

И девочки, конечно к тем, кто вырос,

С тобой танцуют, потому что весел…

А я смеюсь, пою, играю в мячик,

Стихи с гитарой сочиняю в ванной.

Пью под мостом портвейн с каким-то Мишей,

Курю – и в небо дымные драконы,

Потом я возвращаю всё назад

Горячей говно-красною струёю

Из мальчукового нетроганного рта…

Момент: возненавидел я портвейны,

Драконы полетят со мной по жизни…

Тогда же, помню, я мечтал о Насте.

Мечтал, что с ней проснусь в одной кровати

И буду трогать чудненькую грудь…

…Я жрал, как все мальчишки этот мир.

Писал, летал во сне и звал эмоций.

Эмоции пришли – мои кошмары -

И некуда от них мне было деться…

В кассетнике играет Майкл Джексон,

А ты боишься, просто так – БОИШЬСЯ…

Как описать вам страх, раз не боялись?

Ни двойки, ни отца, а мой – животный.

Когда ты прячешься в норУ под одеяло,

А даже там тебя не отпускает.

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Решение сквозь переходный возраст –

Задача там, где возраст длится годы…

И я боялся и не знал, что делать,

Не знал кого и клал на всякий случай

Топор, украденный из шкафа в туалете,

Под мятую кошмарами подушку…

Сводили бы ребёнка к психиатру!..

Но здесь ведь только Бог болезни лечит.

О Боге люди редко размышляют –

Тогда никто ничем помочь не смог мне.

Ни бабка деревенская со свечкой,

Меня лечившая руками в старой бочке,

Ни то, что мы «валетом» спали с мамой:

Она заснёт, а я боюсь и плачу…

За перестройкой видеосалоны

Припёрлись к нам…

И я смотрел… Кошмары

Немножко обрели своё лицо

(Но тот – глобальный – никуда не делся).

Мне не забыть, как после фильма «Челюсти»

Боялся в море заходить.

А жили мы на Юге…

Как я боялся ванной после Фредди, «Нечто»…

Перевернуться этим режиссёрам!

Реж. Киндзадза мне симпатичен больше:

Смотрю его сейчас – и всё в порядке…

Но нет порядка там, где есть кошмары.

Раз нет порядка, приводи себя в порядок.

Тем более никто помочь не может…

Тогда и начал я интуитивно

Искать ключи, ходы, чтоб было легче.

Придумывать слова, движенья, жесты

Как защитить себя от этих страхов –

Джек Николсон, где «Лучше не бывает».

Но это – не комедия – тут страшно…

Наш серый потолок и я в кровати

Защитой повторяю заклинанья

Из слов бессмысленных и мистикой разящих.

Не ошибиться бы, где чёт, где нечет –

Так, чтобы получилось: не обратно…

На улице два раза левой шаркнуть,

А правою – один, чтоб всё в порядке…

По первой лестнице не наступай на череп,

Пролёт через одну, потом по каждой,

Потом через одну, через одну…

И проверяй всё в доме только в нечет…

И никогда не говори «наверно»:

«Короче», «может быть» и «точно» – это метод…

Мне помогло… Наверно, это Бог

Взглянул в моё окно дождливым летом,

Когда два месяца подряд лилась вода.

Мне подпевая в слёзы и расклады

Лилась…

В квартире никого и я один

И в форточку мне видятся драконы,

На дачах все, в 16.30 «Кортик»

И больше ничего и ТИШИНА…

Увидел он: в окне мальчишка пишет,

Пытаясь слить во что-нибудь кошмары

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Он пожалел… Так мне помог мой метод –

Эмоции присели

Тогда… Теперь я тихо ощущаю

Остатки памяти испуганного детства,

Когда смотрю на серый потолок,

В котором представлял себе картинки:

Вот голова охотника, вот дева –

Они в то время тоже помогали –

Когда я проверяю газ и свет

И запертую дверь так раз по восемь…

Я продолжаю дальше: девятнадцать…

Мы пьём с друзьями водку – мне блюётся

В троллейбусе на заднее стекло…

Чтоб ты перевернулась, эта водка!

Самбука – та мне симпатична больше:

Затянешься разок – и всё в порядке.

Мы драпаем… Конечно же драконы…

Вот мой друг Коля: сочиняем песни,

Записываем их, играем, дышим –

Друзья, девчонки – в ноги – мы в фаворе…

Тогда-то мне и повстречалась Тата –

Печатала стихи, рассказы, тексты,

Которые я сочинял из пальца.

Мы пили спирт и даже целовались

И ноготками Тата на машинке,

Да волосы мне в хвостик одевала –

Тогда за них и начал я бояться.

На пять лет старше, сыну вроде пара…

Потом расстались мы, потом сошлись и Это…

Ментоловый я Dunhill покупал,

Частенько оставаясь с нею на ночь

Для мамы с папой под смешным предлогом.

И муза всё меня не отпускала,

Что есть нормально в девятнадцать лет…

Полгода после по взаимному согласью

Решили мы в конец расстаться с Татой…

С тех пор плясали девки предо мной

И в крылья хлопали мне на бегу драконы…

Я поступил в ненужный институт,

Тогда же в первый раз решил жениться.

Девятым августа раскрашен календарь

И в памяти застряла эта дата

Помимо Дня Рожденья с Новым Годом…

Связал нас общий друг и одноклассник,

К которому мы в армию возили

Галлоны кофе, чтоб косил «по сердцу»…

Мы целовались, спали без ума.

Я ничего вокруг почти не видел

И всё писал о ней и про неё…

Но музыка текла своей рекою:

Концерты, встречи… Творческий накал,

Который постепенно истекал,

В наркотик постепенно превращаясь…

Эмоций и общенья не хватало

И мы с