— Держаться! — кричал Броэрек.

Его не слышали, но видели. Он врубился в толпу врагов и убил двоих, напоминавших троллей низшей касты, — серокожих, широкоскулых, низкорослых.

Однако затем шум возле бреши в стене привлек внимание Броэрека, и он вернулся обратно. У пролома было не протолкнуться: люди врывались в замок. Путь им преграждала встречная волна вооруженных людей. Солдаты сталкивались, били друг друга, кричали, падали. Некоторых так сдавило в толчее, что было не поднять руки. Повсюду гремело оружие, а эхо отражало каждый звук. Повсюду — в переходах, на маленькой площади перед башней, на мосту, на ступенях, ведущих на стены, — везде кипели схватки.

Броэрек поднял голову. Девушка выполнила его приказ, и теперь над башней развевалось пестрое знамя. Оно переливалось и сверкало в солнечных лучах. И тут Броэреку почудилось, что никакого знамени наверху нет, что это не лоскутное платье фэйри парит над золотым замком, но сама фэйри. Он отчетливо различал маленькую женскую фигурку, распущенные красные волосы, зеленые глаза… Она раскинула руки и кружила над полем боя — не так, как это делают стервятники в ожидании поживы, и не так, как это делают призраки, оплакивающие гибель воинов, и не так, как это делает сама смерть, выискивающая добычу, — нет, она делала это радостно. Фэйри попросту не понимала смысла происходящего. Ей нравилось, что там, внизу, собралось так много народу, что все шумят, кричат, толкаются.

Броэрек сдвинул шлем на затылок, убрал от лица слипшуюся от пота зеленую прядку и остановился у входа в башню. «Здесь слишком мало людей. Нужно сюда направить солдат, — подумал он. — Хотя бы „вислобрюхих лавочников“. Не так уж они и бесполезны — пару раз треснуть по голове сумеют даже они…»

Неожиданно Броэрек встретился глазами с одним из неприятелей. Тот, коренастый, с плоской рожей и огромными торчащими изо рта желтыми клыками, зарычал, угрожающе выпятил нижнюю челюсть и ринулся прямо на него. Отлично. Фэйри смотрит на них с высоты. В присутствии своей дамы Броэрек не мог ударить лицом в грязь.

Он улыбнулся и выставил меч, готовясь встретить неприятеля. С громким утробным воем клыкастый нанес первый удар. Броэрек без видимого усилия отбил его. Урод дернулся, присел и зашевелил челюстью. Броэрек не сомневался в том, что убьет врага. Трусы предсказуемы, а урод явно трусил. Броэрек поднял меч и атаковал. Урод вскрикнул и метнулся в сторону. Броэрек погнался за ним. Он намеревался убить этого врага, убить во что бы то ни стало, убить, даже если он будет молить о пощаде. Хватит с него нелюдей!

Сейчас Броэреку было безразлично все, что он успел узнать о здешнем мире и, в частности, об искажении облика, которым подвергаются все, кто сюда попал. Если «преисподняя» извратила облик человека столь гнусным образом, значит, человек сам заслужил этого. Пока он жил мирной жизнью «наверху», среди других честных людей, никто и не подозревал о том, какая тварь скрывается за благообразной внешностью. И только «нижний» мир выявил всю мерзость, что годами вызревала в душе. Теперь нарыв готов лопнуть. И очень хорошо. Одной гадиной на свете станет меньше. А фэйри, парящая в небесах, увидит очищение мира.

Очутившись возле самой стены, убегающий нелюдь остановился и обернулся, оскалившись. Спиной он жался к камням, а краем глаза примечал ступени, по которым можно было подняться. По проходам наверху стены бежали воины гарнизона.

Клыкастый уклонился от выпада, и меч Броэрека выбил искры из камня. Взмахнув мечом, урод одновременно с тем выбросил вперед руку с ножом. И в этот миг Броэрек узнал его. Произошло нечто совершенно неожиданное. Смятое пространство «преисподней» вдруг разгладилось, «складка скомканной ткани», о которой говорила девушка-служанка, как будто на миг расправилась, и перед Броэреком возникло давно знакомое лицо.

«Евтихий!» — подумал Броэрек.

Может быть, возле замка из грязи этот возглас прозвучал сейчас громко, но здесь, у золотой башни, он так и остался безмолвным.

Евтихий. Оруженосец и друг, тот, кто преданно защищал Броэрека в битве у кровавого ручья, кто принимал на себя удары, предназначенные его господину. В первые дни Броэрек не сомневался в том, что Евтихий ищет его и в конце концов найдет, но потом совершенно перестал об этом думать. Новая жизнь и заботы поглотили Броэрека.

А Евтихий действительно нашел его…

И вместо того, чтобы отбить удар или уклониться в сторону, Броэрек повернулся к атакующему, но улыбнуться уже не успел. Нож вошел ему в бок, очень холодный и какой-то невероятно тяжелый. Броэрек устало опустился на ступени, потом повалился набок, коснулся пальцами твердых, пыльных сапог своего убийцы, вздохнул и умер.

* * *

— Снимите эту тряпку! — приказал Арванд, новый командир гарнизона.

Евтихий сдернул пеструю ткань, служившую защитникам золотой башни знаменем, но вместо того, чтобы бросить ее на землю, бережно свернул и сунул за пазуху.

Изголодавшиеся за время осады солдаты первым делом бросились к складам, где хранились припасы, так что Арванду пришлось организовать там настоящую оборону.

— Назад! — кричал Евтихий, отбрасывая наиболее ретивых тычками. — А ну, назад!

Рядом с ним размахивала кулаками мощная женщина, одна из тех, кто был в таранной команде. За эти несколько часов они с Евтихием научились понимать друг друга с одного взгляда.

Пленники подбирали умерших и выносили их из замка. Предстояло много работы: следовало возвести новые гробницы. Погибших с честью хоронили, уложив на золотые колеса, сходные с теми, что в других краях используются для пыток и мучительной казни. Для Броэрека выбрали самое большое, роскошно украшенное колесо и установили его перед входом в замок. Прислугу согнали на кухню — готовить пир для победителей. Арванд позволил тем, кто оборонял склады, выпить по большой кружке эля.

Евтихий допивал свою кружку, когда заметил неподалеку знакомую фигурку: похожее на большую лягушку существо. Глаза-плошки под морщинистыми веками глядели умоляюще.

— Хочешь пить? — спросил Евтихий.

Существо кивнуло.

Евтихий протянул ему кружку, и оно проглотило эль единым махом, а затем улыбнулось, растягивая безгубый рот. Нос-хоботок зашевелился.

— Отменно вкусно.

Женщина — новая приятельница Евтихия — поморщилась:

— Как ты можешь пить из одной кружки с… этим?

Евтихий повернул к ней клыкастую морду.

— По-твоему, я выгляжу лучше?

Она с широкой улыбкой кивнула:

— Мне такие всегда нравились…

Евтихий уставился на нее, и внезапно его осенило:

— Там, «наверху», — ты была троллихой?

— Я и осталась троллихой, — объявила его приятельница. — А это… — Она пренебрежительно глянула в сторону тощего уродца. — Это… Я даже не знаю, как назвать.

Фихан был эльфом. Троллиха не могла видеть этого — истинный облик возвращался к Фихану очень ненадолго и лишь при определенных условиях, — но обмануть естество невозможно: близость эльфа вызывала у троллей дрожь отвращения. Впрочем, Фихан чувствовал себя в ее присутствии не лучше. Он поспешил уйти.