Я, старый московский дом, построенный в начале двадцатого века рядом с Арбатом. Щербины и трещины на ступенях лестницы напоминаю морщины на лице много повидавшего на этом свете ветерана. Я стал невольным свидетелем чужих человеческих судеб. Мои обитатели здесь рождались, вырастали, производили себе подобных и навсегда покидали это дорогое их памяти место. Я знаю их тайны, сокровенные желания, добрые и дурные поступки и завершение их земного существования. О многих из них уже никто и никогда не вспомнит, словно их и не было на этом свете. Но для меня они вечно живые. В нынешние времена на месте снесенных старых строений возводят новомодные приносящие прибыль хоромы. Возможно, когда-нибудь придёт и мой черёд. И потому, я спешу поведать яркие истории судеб моих жильцов, за которыми мне довелось с сочувствием наблюдать на протяжении целого века.

Итак, я начинаю.

Из дверей трактира вывалился пьяный мужик в картузе и, не удержав равновесие, неловко упал на бок. Витька дернул приятеля за рукав:

– Не робей, Сема. Это место не самое худое в Москве. Иди за мной. Нас уже заждались.

И Семен Верховский, брезгливо обойдя захрапевшего во сне мужика, вошел следом за приятелем в дешевый трактир. Их обдало смесью запахов водки, кислых щей и селедки с луком. Витька уверенно направился в угол трактира и присел за столик к коренастому человеку, с тонкими усиками на широком скуластом лице. Тот недовольно поморщился:

– Ты, Дутый, опоздал почти на полчаса. Да еще явился с незнакомым мне фрайером. А я не люблю игру с неизвестным мне джокером. Времена ныне смутные. Давай излагай свое дело.

– Извини, Фома, но не я банкую. Мой прикуп с боку. Вот у моего дружка, Семена, нужда в фартовом человеке возникла. Я согласился свести его с тобой. Может быть, и присоветуешь человеку что-нибудь дельное.

– Прежде чем толковать о делах, представь мне паренька. Он, явно, не нашего поля ягода: на студента ученого смахивает. Где вы между собой снюхались?

– Да, жили по соседству, тут недалеко. Моя мамаша его бабке княгине белье стирала.

– Значит, Сема, ты из богатых будешь. Как же тебя, буржуя недорезанного, новая власть в живых оставила.

– Не меня одного. Вон и вы, вместо цугундера, без всякой опаски водку распиваете в центре Москвы.

– Надо же, какой ершистый парень попался! На первый взгляд и не скажешь. А не боишься меня обидеть? Ведь чай, не от смелости, а от неопытности свой норов проявляешь. Не научился еще беду печенкой чуять. А все-таки, растолкуй, как уцелеть сумел. А то не ровен час я подумаю, что ты по указке уголовного розыска ко мне подослан.

– Нет, я сам по себе. До революции гимназию окончил и первый курс университета. На юриста учился. После переворота взял меня к себе в контору дальний родственник папаши моего покойного. Я человек грамотный и книги учета у него веду. А уцелели мы с бабулей Глафирой Михайловной из-за её племянника, который у товарища Троцкого в гражданскую войну как военспец в штабе служил.

– Похоже на правду. Ну, и зачем ты своего приятеля, известного щипача – карманника, Витьку Дутого свести нас попросил?

– Дело у меня возникло срочное. Деньги позарез нужны. А без посторонней помощи мне их не добыть.

– Ну и как надеешься разбогатеть?

– Прежде дайте слово, что поделим все по-братски. Справедливо.

– Это как в старой блатной песне «весело было нам, все делили пополам»?

– Нет, я предлагаю вам четверть от стоимости бабкиных золотых украшений и бриллиантов.

– Не похоже на справедливый дележ! Ты только наколку на гоп-стоп дашь, а весь риск на нас возложишь.

– Да никакого риска нет. Мне и так все семейные украшения, как единственному наследнику, по закону достанутся. Только ведь ждать я не могу.

– А не боишься, что я тебя обману и всю добычу себе заберу?

– Так я сначала от вас честное слово вора хочу услышать. Дутый сказал, если поклялись, то обещание выполняете. Иначе свой авторитет потеряете.

– Это он верно сказал. Только ведь я вор, а не мокрушник, и старуху убивать не стану.

– Но у меня и в мыслях подобного намерения не было. Глафира Михайловна ко мне добро относилась. После смерти отца взяла меня подростка к себе в имение, и я в детстве часто у нее гостил. Старуха человек весьма забавный и трогательно смешной. Она любит вспоминать, как молодой девушкой в 1870 году на водах в Германии встречала Мартынова убившего на дуэли Лермонтова.

– Так сколько же ей сейчас лет, если она убийцу поэта живьем наблюдала?

– 73 года. Ей, в далёком 1870 году, исполнилось двадцать лет. Сдавать понемногу стала старушка: на сердце жалуется. Только со своей детской непосредственностью она еще лет десять протянуть может.

– Ты вместе с ней живешь?

– Нет, у меня своя комната на Самотеке имеется. Раньше вся ее квартира нашей семье принадлежала. Но потом власти уплотнили дворян, и соседние комнаты победивший пролетариат занял.

– А о золоте и камушках, откуда знаешь?

– Так сама старуха и сказала с год назад. Сообщила, что после ее смерти я в нужде прозябать не буду. Из прежнего богатства припрятала часть драгоценностей. Не все удалось большевикам отнять. Она мне даже эти цацки показала, раскрыв деревянную шкатулку с резной крышкой. Там есть чем поживиться.

– Поэтому поводу хороший анекдот расскажу. Мальчик спрашивает у отца: кто такой пролетариат? А тот объясняет, что это передовой класс, освободивший народ от цепей и поэтому у твоей тети нет больше на шее толстой золотой цепочки. Ладно, шутки в сторону. Знаешь, где старуха хранит богатство?

– В том то и дело, что нет.

– И что ты предлагаешь?

– Надо придти к ней под видом чекистов, предъявить фальшивый ордер на обыск, потребовать выдать согласно указу советской власти все имеющиеся ценности..

– Сам придумал такой фортель или услышал от кого? У нас, у фартовых такой ловкий фортель «разгоном» называют. Думаешь, сработает?

– Должно. Старуха панически напугана слухами о зверствах чекистов и верит, что перед расстрелом, ее, старуху, отдадут на растерзание толпе пьяных солдат. Так что предпочтет добровольно расстаться с ценностями и избежать мучительной смерти.

– Пожалуй, дело может выгореть. Вон, видишь, двое парней сидят за крайним столиком. Это мои люди. Переодену их в кожанки, пусть повесят маузеры на пояс. С их неприветливыми лицами вполне сойдут за суровых чекистов. Княгиня легко поверит, что смерть на пороге стоит. Только для страховки документ нам нужен. Ты в своей конторе напечатай на машинке официальный текст ордера и поставь любую круглую печать с бледным шрифтом. Старуха вряд ли разбирать буквы на штемпеле станет и сразу поверит в законность нашего визита. Вот, пожалуй, и все. Когда на дело пойдем?