— Рукозадовка!

В меня полетела серебряная шкатулка и я привычно пригнулась, стараясь не обращать внимания на задребезжавшую позади меня зеркальную поверхность. Надеюсь, она не пойдет трещинами — треснутое к Вечеру Луны зеркало грозило обернуться неприятностями.

Следом полетела расческа, небольшой гребень и тяжелая старинная заколка. Я попятилась и отошла в сторону, надеясь, что несчастное зеркало, наконец, перестанет страдать. Приступы коровьего бешенства с Аламеей случались регулярно, но быстро заканчивались. Толстушку будто выключали в один момент и она валилась в истерике на кровать или того несчастного, кто по незнанию оказывался рядом. Впрочем, в доме давно уже все были в курсе милых особенностей хозяйской дочки, так что незнающих не наблюдалось. И только личной служанке, то есть мне, некуда было деваться от запущенных предметов и следующих за ними рыданиями.

Но я все-равно считала, что мне повезло. В отличие от многих благородных дамочек, в душе ее не было злобы. Даже эти приступы, регулярно происходящие от всяких мелочей — вот сейчас, например, ей показалось, что я излишне сильно дернула ее волосы — были больше от избалованности и безделья, требовавшего ярких ощущений, чем от действительной ненависти.

— Волос меня лишить захотела! Завистница!

Аламея была истеричной девицей на выданье, похожей на молочного поросенка даже тем, что иногда совершенно невежливо похрюкивала, когда встречала что-то смешное. Она гордилась своей светло-розовой кожей и весьма увесистыми формами, с удовольствием выставляла их напоказ, и слыла среди благородного сословия девушкой пусть недалекой и шумной, но вполне достойной. При должном уходе и макияже она становилась даже симпатичной — еще более симпатичной её делало большое приданное, которое приготовили родители, души не чаявшие в единственной дочке.

По её получалось, что я чуть ли не скальп с нее решила снять, избавив от самой большой драгоценности. Я же молча кивала и продолжала уворачиваться от летящих в меня предметов. Наконец, Аламея утомилась и приступила ко второй части концерта — слезам. Знатно развалившись на кровати, она заливала пуховую перину и причитала, что ее никто не любит и никогда не полюбит. Здесь надлежало тихонько сидеть и гладить девушку по голове, чем я и занялась. Наконец, Аламея затихла. Я приготовила ей чай, помогла лечь на кровати, вернув туда, предварительно, все подушки и подоткнув одеяло, заплела две косы и приглушила лампы так, чтобы не мешать ей засыпать.

Я подошла к окну и выглянула в темнеющий двор. Стояла удушливая жара, характерная для лета Междугряда; луна угасающим серпом уже появилась над горизонтом. Я немного полюбовалась на открывающуюся красоту сумеречного сада и разгорающиеся огни домов за высокой оградой нашего особняка и повернулась к затихшей девушке. Она уже спала. Я начала собирать разбросанные вещи, как вдруг тонкий звон привлек мое внимание.

Зеркало. Я подошла к нему и нахмурилась. Шкатулка все таки повредила поверхность, выбив из нее внушительный кусочек. Но все бы ничего, если бы от этого кусочка не шли сейчас во все стороны звенящие трещины. Они быстро покрыли зеркало морщинистой сеткой и, с хлопком, внезапно брызнули во все стороны, так что я едва успела отскочить.

Я нахмурилась и снова посмотрела на луну.

Началось.

Невысокая, щуплая служанка в чепчике, полностью закрывающим волосы, и слишком большом для нее фартуке сноровисто очищала от грязи прогулочное хозяйское платье, когда во двор особняка величаво въехал незнакомый всадник. Девка покосилась в его сторону и тут же отвела взгляд — нечего господ рассматривать. А посмотреть было на что: королевский гвардеец был высок, плечист, хорош собой и явно имел об этом весьма точное представление. Он высокомерно обвел взглядом двор: парочку пожилых прачек, вертлявого мальчишку, подхватившего у него поводья и, со вздохом, обратился к наиболее подходящей для его целей девице:

— Эй ты! Позови хозяев! Я должен зачитать им важное королевское сообщение.

Служанка присела в реверансе и шустро юркнула в дом. Спустя буквально несколько минут на зов гвардейца вышел дородный хозяин, господин Арсан Веренски, его жена Лидия и их дочь. Все в утренних нарядах и в предвкушении. Они догадывались, что именно сейчас прозвучит — все королевство уже с неделю гудело от этой новости — но пока не могли поверить своему счастью; ведь не каждой благородной семье так везло.

Гвардеец спрыгнул с коня, посмотрев на залившуюся краской пышку, прокашлялся и развернул пергамент:

— Этим письмом сообщаем, что мы, Его Величество Фицхард Третий, Ее Величество Азалия Радонская и Его Высочество Принц Вильям Первый оказывают вам высочайшую честь и приглашают молодую, незамужнюю девицу, что живет в вашем доме, если она имеет магические способности, не достигла еще возраста двадцати двух лет и не имеет никаких обязательств, принять участие в отборе невест, который начнется в первый день Новой Луны в Королевском дворце в столице. Ей надлежит прибыть одной; с собой возможно взять только один сундук с вещами и одну служанку. Если первые два этапа отбора будут пройдены успешно, то для дальнейших конкурсов она будет поселена в собственных покоях во дворце и ей будет предоставлено все необходимое. И да пребудет с нами Пресветлая!

Молодая барышня ахнула и попыталась завалиться в обморок от счастья, но, поскольку гвардеец был далеко, а папенькины руки уже были заняты чуть ранее упавшей в обмороке маменькой, передумала, прижала платочек к белоснежной груди и посмотрела сияющими блекло-голубыми глазами на красавца.

— Ах! Не могу в это поверить! Какое счастье! Маменька! Папенька! Я буду королевой!

Гвардеец с сомнением посмотрела на визжащую девицу:

— Эммм… вам необходимо пройти все этапы… — но та его уже не слышала

— Я буду жить во дворце! Каждый день есть пирожные и носить королевские драгоценности! И балы! Балы каждый день! — голос новоиспеченной кандидатки звучал все выше, а в речи было столько восклицательных знаков, что даже ко всему привыкший гвардеец попытался прикрыть уши руками и, плюнув на это дело, отошел чуть подальше, чтобы его окончательно не забрызгало восторгом. Тем более, что к девице уже присоединилась маменька и они теперь голосили за двоих, пугая всех окрестных птиц. Отец семейства был более сдержан, но и он довольно похлопывал себя по бокам. В отличие от своих шумных родственниц, он был уверен, что дочурка не имеет ни малейшего шанса покорить принца, но сам факт того, что её пригласили, делал Аламею еще более выгодной партией, а их семье придавал совершенно иной статус. К тому же, с учетом слабейших, но все таки наличествующих светлых магических особенностях и того, что его дочка точно никогда не встречалась с мужчинами наедине, проход первых этапов был им, практически, гарантирован. А значит, у дочери будет возможность немного пожить во дворце, получить подарки и, может быть, даже познакомиться с высокородными молодыми людьми.