Александр Сергеевич Пушкин

Собрание сочинений в десяти томах

Том 2. Стихотворения 1820-1826

Стихотворения, 1820 (Юг) – 1826

1820 (Юг)

«Погасло дневное светило…»*

    Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

  Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

    Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

    Воспоминаньем упоенный…

И чувствую: в очах родились слезы вновь;

    Душа кипит и замирает;

Мечта знакомая вокруг меня летает;

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,

И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,

Желаний и надежд томительный обман…

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей,

    Но только не к брегам печальным

    Туманной родины моей,

    Страны, где пламенем страстей

    Впервые чувства разгорались,

Где музы нежные мне тайно улыбались,

    Где рано в бурях отцвела

    Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость

И сердце хладное страданью предала.

    Искатель новых впечатлений,

    Я вас бежал, отечески края;

    Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья;

И вы, наперсницы порочных заблуждений,

Которым без любви я жертвовал собой,

Покоем, славою, свободой и душой,

И вы забыты мной, изменницы младые,

Подруги тайные моей весны златыя,

И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,

Глубоких ран любви, ничто не излечило…

    Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

«Увы, зачем она блистает…»*

Увы, зачем она блистает

Минутной, нежной красотой?

Она приметно увядает

Во цвете юности живой…

Увянет! Жизнью молодою

Не долго наслаждаться ей;

Не долго радовать собою

Счастливый круг семьи своей,

Беспечной, милой остротою

Беседы наши оживлять

И тихой, ясною душою

Страдальца душу услаждать.

Спешу в волненье дум тяжелых,

Сокрыв уныние мое,

Наслушаться речей веселых

И наглядеться на нее.

Смотрю на все ее движенья,

Внимаю каждый звук речей,

И миг единый разлученья

Ужасен для души моей.

К *** («Зачем безвременную скуку…»)*

Зачем безвременную скуку

Зловещей думою питать,

И неизбежную разлуку

В унынье робком ожидать?

И так уж близок день страданья!

Один, в тиши пустых полей,

Ты будешь звать воспоминанья

Потерянных тобою дней.

Тогда изгнаньем и могилой,

Несчастный, будешь ты готов

Купить хоть слово девы милой,

Хоть легкий шум ее шагов.

«Мне вас не жаль, года весны моей…»*

Мне вас не жаль, года весны моей,

Протекшие в мечтах любви напрасной,

Мне вас не жаль, о таинства ночей,

Воспетые цевницей сладострастной,

Мне вас не жаль, неверные друзья,

Венки пиров и чаши круговые –

Мне вас не жаль, изменницы младые, –

Задумчивый, забав чуждаюсь я.

Но где же вы, минуты умиленья,

Младых надежд, сердечной тишины?

Где прежний жар и слезы вдохновенья?

Придите вновь, года моей весны!

«Я видел Азии бесплодные пределы…»*

Я видел Азии бесплодные пределы,

Кавказа дальный край, долины обгорелы,

Жилище дикое черкесских табунов,

Подкумка1 знойный брег, пустынные вершины,

Обвитые венцом летучим облаков,

    И закубанские равнины!

Ужасный край чудес!.. там жаркие ручьи

    Кипят в утесах раскаленных,

    Благословенные струи!

Надежда верная болезнью изнуренных.

  Мой взор встречал близ дивных берегов

Увядших юношей, отступников пиров,

На муки тайные Кипридой осужденных,

И юных ратников на ранних костылях,

И хилых стариков в печальных сединах.

«Аптеку позабудь ты для венков лавровых…»*

Аптеку позабудь ты для венков лавровых

И не мори больных, но усыпляй здоровых.

Дочери Карагеоргия*

    Гроза луны, свободы воин,

    Покрытый кровию святой,

Чудесный твой отец, преступник и герой,

И ужаса людей, и славы был достоин.

    Тебя, младенца, он ласкал

На пламенной груди рукой окровавленной;

    Твоей игрушкой был кинжал,

    Братоубийством изощренный…

Как часто, возбудив свирепой мести жар,

Он, молча, над твоей невинной колыбелью

Убийства нового обдумывал удар

И лепет твой внимал, и не был чужд веселью!

Таков был: сумрачный, ужасный до конца.

Но ты, прекрасная, ты бурный век отца

Смиренной жизнию пред небом искупила:

    С могилы грозной к небесам

    Она, как сладкий фимиам,

Как чистая любви молитва, восходила.

К портрету Вяземского*

Судьба свои дары явить желала в нем,

В счастливом баловне соединив ошибкой

Богатство, знатный род с возвышенным умом

И простодушие с язвительной улыбкой.

Черная шаль*

Молдавская песня

Гляжу как безумный на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил.

Прелестная дева ласкала меня;

Но скоро я дожил до черного дня.

Однажды я созвал веселых гостей;

Ко мне постучался презренный еврей.

«С тобою пируют (шепнул он) друзья;

Тебе ж изменила гречанка твоя».

Я дал ему злата и