Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом надела перчатки.
Ей стало намного лучше. Она была полна энергии.
Девочка закончила уборку гораздо быстрее, чем обычно. Она даже не представляла, что так хорошо справится. Паркетный пол и пластиковая крышка стола сверкали. Все запахи сменились сосновым ароматом чистящего средства… но стоило Фионе захотеть, и она сразу же вспоминала запах шоколада.
Девочка прикоснулась к карману, чтобы убедиться, что конфета все еще там.
А потом раскрыла двери и покатила нагруженную грязной посудой тележку к мойке.
Когда она переступила порог кухни, ее окутали пар и запахи хозяйственного мыла и хлорки. Повар помахал ей рукой. Руки у Джонни были такие мощные, что он мог подбрасывать два комка теста для пиццы одновременно. Он отвернулся к плите. В духовках готовилось пять пицц, на поверхности которых пузырился расплавленный сыр.
Элиот стоял у дальней стены, за фритюрницей, склонившись над мойкой размером с ванну. По обе стороны от него возвышались стопки тарелок, перепачканных соусом, сковородки, горшочки. Видимо, вся эта посуда скопилась за вчерашний вечер.
Майк всегда преподносил Фионе и Элиоту такие подарки: приходил накануне вечером и говорил, чтобы вечерняя смена оставляла всю грязь для них.
Из-за чего он невзлюбил Элиота? Из-за его одежды, скроенной и сшитой Сесилией? Из-за того, что Элиот был младше? Или из-за того, что Фиона отвергала его ухаживания?
Нет, ей не дано было понять Майка Пула. Да и не особенно хотелось.
— Тебе помочь? — спросила Фиона.
Элиот продолжал отмывать тарелки в мыльной воде.
— Справляюсь, — ответил он и попытался стереть пену со лба, но только сильнее испачкался, потому что рука у него тоже была в мыле.
Фиона вытерла ему лоб подолом фартука.
— Спасибо, — прошептал Элиот.
Фиона вынула из кармана конфетку, завернутую в бумажную салфетку, и положила на полку подальше от мойки.
— Никто не заметит, что я ушла на несколько минут. Я тебе помогу.
Элиот кивнул. Он не мог сказать сестре «спасибо» два раза за день. Фиона его поняла. Скажи он ей «спасибо» еще раз — он бы нарушил негласный этикет, сложившийся в их отношениях: никогда не быть слишком любезными друг с другом.
Фиона подошла к стопке тарелок. Сыр, соусы и остатки пасты за ночь сильно затвердели, превратились в корку.
Элиот отскребал прилипшую грязь металлической лопаткой и потом замачивал тарелки в кипятке. После этого он передавал их Фионе, а она окончательно отмывала и полоскала посуду.
Через десять минут совместной работы они перемыли половину одной стопки тарелок и сложили их на сушилку.
Пряди волос прилипли ко лбу Фионы, фартук промок насквозь.
Дверь кухни чуть-чуть приоткрылась. Заглянула Линда.
— Вот ты где, — сказала она, увидев Фиону. — А у нас тут уже посуды накопилось.
И, улыбаясь не самой дружелюбной улыбкой, исчезла за дверью.
Фиона сняла фартук. Платье у нее тоже промокло и прилипло к телу. Она поежилась.
Дверь кухни хлопнула. Вошел Майк. Он был явно зол.
— Фиона, что это зна…
Его взгляд изменился. Он уставился на нее так, словно видел впервые.
— Я иду, — пролепетала Фиона и потупилась. Она инстинктивно сгорбилась и скрестила руки на груди. Все тело у нее покрылось гусиной кожей. — Я только что закончила прибирать в банкетном зале.
— Спешить некуда, — произнес Майк спокойным, почти любезным голосом и подошел ближе. — Вообще-то я хочу, чтобы ты еще раз подумала насчет должности официантки. И время удобнее, и оплата лучше.
Щеки Фионы побагровели, волосы на затылке встали дыбом.
— Она же сказала, что ей это неинтересно, — вмешался Элиот и заслонил собой сестру. — Сколько раз надо повторять?
Фиона заметила, что Элиот держит в руке металлическую лопатку и ее острый конец направлен на Майка.
В глазах менеджера отразились изумление и злоба, однако он совладал с собой и бросил свирепый взгляд на Элиота.
— А ну посторонись, ты, наглец. Я с твоей сестрой разговариваю.
— Не надо, — прошептала Фиона так тихо, что сама едва расслышала собственный голос.
Костяшки пальцев Элиота, сжимавших рукоятку лопатки, побелели. Он сделал глубокий вдох и, шагнув к Майку, посмотрел на него снизу вверх.
— Нет, — заявил он. — Ты с ней уже поговорил.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом Фиона не выдержала. Она выпрямилась, подошла к брату и, хотя это стоило ей немалых сил, посмотрела Майку прямо в глаза.
— Я уже сказала — «нет». И я не шутила.
Майк отступил на шаг. Какую-то долю секунды Элиоту и Фионе показалось, что он вправду испугался… их обоих.
— Ну ладно, как хотите, — фыркнул Майк. — Фиона, иди и прибери посуду со столов. Посетители ждут.
С этими словами он повернулся и быстро вышел из кухни.
— Спасибо, — шепнула девочка брату. Элиот, весь дрожа, молча вернулся к мойке.
Только теперь Фиона заметила, что кулаки ее по-прежнему сжаты. Она расслабила пальцы. Ее мутило. Девочка ни с кем и никогда так не разговаривала. И Элиот тоже. Похоже, шестнадцатый год жизни обещал быть интереснее, чем она думала.
Элиот, Фиона и прабабушка Сесилия сидели в столовой. Все делали вид, что ничего не происходит, хотя на самом деле что-то определенно происходило.
Солнце уже клонилось к закату, сквозь кружевные занавески лился янтарный свет. Отполированная столешница мягко блестела, белый фарфоровый чайный сервиз в сумерках казался оранжевым.
Фиона, придя с работы, сняла платье и надела серый свитер. Она сидела, уткнувшись носом в книгу Исаака Ньютона «Philosophiae naturalis principia mathematica», — готовилась к написанию сегодняшней домашней работы.
Си в очках с толстыми стеклами, сильно щурясь, писала письмо своей кузине в Баварию. Она выводила буквы авторучкой, заправленной чернилами.
Элиот никак не мог сосредоточиться. Он то и дело прокручивал в уме свою ссору с Майком, а когда представлял себе, как он бьет этого гада по физиономии, у него в крови начинал бушевать адреналин.
Но мальчик не мог приступить к выполнению домашнего задания не только из-за Майка. Было еще кое-что.
Перед ним на столе лежала раскрытая энциклопедия. Он читал о нервном срыве, случившемся у Ньютона в тысяча шестьсот семьдесят пятом году. Но большая часть текста была зачеркнута черным маркером. Элиот догадывался, что в этих абзацах речь шла об увлечении Ньютона алхимией.[7]