Даша

— Вы не можете забрать у меня ребенка!

Я прижимаю к себе мою малышку. Глажу ее по спинке, чувствуя, как она вся дрожит от испуга. Незнакомые люди в квартире и их крики пугают мою дочь.

— Милочка, вы делаете только хуже, — женщина из опеки окидывает меня презрительным надменным взглядом. — Немедленно отдайте мне ребенка.

— Нет!

— Девушка, мы все равно заберем ее. Хотите, чтобы я вызвал наряд? — на меня напирает мужчина в полицейской форме. — Последний раз предлагаю сделать все тихо.

— Вы не имеете права… — я шепчу, потому что горло сковывают спазмы.

Дверь в мою квартиру открыта, поэтому я вижу, как на лестничную клетку выходит соседка.

— Дашка, ты чего удумала? — в наш разговор влезает бабушка божий одуванчик. — Отдай им ребенка, так будет лучше для всех. Жизнь свою устроить сможешь.

— Что?.. — я не понимаю, что она такое говорит.

Зинаида Степановна всегда меня поддерживала. Говорила, что я сама смогу воспитать дочь и что от мужчин одни только проблемы. А теперь как же…

— Да что слышала! Каково ребенку в таких условиях жить, а? О дочери подумай, дурная. Загубишь ты ее, ой загубишь…

— Как вы можете? — у меня губы дрожат, приходится прикусить нижнюю, чтобы не расплакаться у них на глазах.

— А что я? Я правду говорю. Только хуже ведь делаешь. У тебя дите по ночам кричит, а ты где шляешься постоянно? Я всю правду скажу на суде, нечего ребенку жизнь калечить…

Она продолжает поливать меня грязью, а я пячусь по коридору, обнимая мою малышку, и не верю в то, что происходит.

У меня хотят отобрать дочь из-за каких-то подтасованных фактов. Сначала наш педиатр в поликлинике подталкивала меня к этой мысли, а после дала ложное заключение о каких-то несуществующих побоях.

Дальше служба опеки нагрянула в самый неподходящий момент. Я делала генеральную уборку, в моей скромной однушке был полный раздрай, но Еся была в полной безопасности. Она в это время игралась в своем манеже и периодически смеялась, наблюдая за мной.

Но на женщину из опеки не подействовали никакие доказательства. Она зафиксировала отсутствие нормальных условий для содержания ребенка.

Женщина внесла в акт грязь, мусор по всей квартире и много подобных вещей. Заявила, что у меня нет ничего для Еси. Ни подгузников, ни хорошей кроватки. А у меня все было. Было!

А теперь соседка наговаривает на меня и угрожает судом.

Я растеряна и совершенно не понимаю, что происходит.

— Мя, — Еся чмокает губами и начинает играться с моими волосами. Она обожает это делать.

— Не волнуйся, маленькая, — говорю и прижимаюсь губами к ее виску. Она пахнет детским шампунем. — Мама тебя никому не отдаст.

Полицейский продолжает теснить меня к стене и тянет свои грязные руки к Есе.

— Не подходите ко мне. Вы пугаете ребенка, неужели не понимаете? — я пытаюсь отбиваться.

— Это вы, дамочка, своим поведением ее пугаете. Гражданка, — он поворачивается к соседке. — Вы видите, что Полянская Дарья Дмитриевна оказывает сопротивление? Сможете потом подтвердить это?

— Конечно-конечно, ребеночка только опасности подвергает. Знаю я таких мамаш. Небось боишься, что теперь денег от государства лишишься?

— Закройте свой рот! — не выдерживаю. Я не могу больше слушать всю эту ересь.

Дальше все происходит словно в тумане. У меня в голове четко отпечатывается плач Еси, я чувствую боль в затылке от удара об стену, когда мужчина отшвыривает меня в нее одной рукой. Соседка громко причитает, женщина из опеки, которая так и не представилась, что-то говорит.

Я прихожу в себя на полу. Сижу и смотрю на по-прежнему открытую дверь.

Они забрали ее.

Отняли у меня мою дочь и куда-то унесли ее.

Даже успокоить Есю не дали, чтобы она не захлебывалась в рыданиях.

Сердце сжимается, как в тисках. Никакая физическая боль не сравнится с этим моментом.

Я ничего не могла сделать. Абсолютно ничего…

Заламываю пальцы от собственной беспомощности. Вгрызаюсь зубами в ладонь, глуша таким образом крик, рвущийся из груди.

— Сама виновата! — зло бросает мне Зинаида Степановна. — Еще и психическая, правильно у тебя ребенка изъяли, правильно…

— Пошла вон отсюда, — резко перехожу на «ты», поднимаясь на ноги. Кидаюсь в ее сторону на каких-то инстинктах.

— Свят-свят-свят!.. — она быстро убегает в свою квартиру, оставляя меня наедине с моей болью.

На полу валяется какой-то приказ. Я поднимаю листок и пытаюсь вчитаться, но у меня перед глазами все плывет от слез.

Следующие мои дни превращаются в ад. Я бьюсь в закрытые двери.

Мне отказываются что-либо нормально объяснять. В каждом месте я выслушиваю тонну оскорблений в свой адрес. Ужасные слова, от которых хочется сжаться в комочек.

Я практически не сплю и совсем не ем все это время и из-за этого на очередном визите в опеку падаю в обморок.

Меня выставляют из здания под предлогом моего неадекватного состояния. Просто вышвыривают на улицу, так ничего и не объяснив.

Ноги сами приводят меня к стеклянной высотке в центре города. Я прихожу в себя только после вопроса охранника о цели моего визита.

Сама не заметила, как прошла пешком практически через весь город…

— Девушка, я еще раз повторяю, вы не можете просто так войти. На вас должны заказать пропуск. Назовите свою фамилию, чтобы я проверил в списке, — он хмурится, смотрит на меня как на бродяжку.

— Я п-подожду здесь. Можно? — показываю в сторону диванчиков.

Даже если я назову свою фамилию, он все равно меня не пропустит. Скажет, что просто однофамилица.

— Ладно уж, гнать не буду. Только тихо сиди.

Два часа я практически не двигаюсь. Замираю в одной позе, чтобы казаться незаметной, и смотрю в сторону лифтов.

Я дергаюсь, когда из одного из них выходит Антон.

В дорогом костюме, со сверкающими часами на запястье. Рядом с ним эффектная брюнетка в облегающем платье и на высоких каблуках. У меня никогда не получалось ходить на них так же уверенно.

Мой муж ни капли не изменился. Чего не сказать обо мне. Все-таки Еська дала о себе знать, фигура у меня уже не та. Еще и эти поношенные кроссовки, и грязные волосы в неопрятном хвосте…

Плевать. На все плевать. Сейчас мне главное добраться до Антона, потому что только он может помочь мне вернуть Есю.