Аня

— Никита… — выхожу на кухню, держа в руках телефон и чувствуя, как замирают все внутренние органы, — Они опять мне звонят! Что говорить? Мне страшно!

— Дура, — парень делает глубокую затяжку и выкидывает в открытое окно бычок сигареты. — Трубку просто не бери. Симку новую куплю.

— А вдруг они меня найдут? — продолжаю я истерить. — Ты можешь сегодня не уходить на работу и побыть со мной? Пожалуйста! Почему ты так часто работаешь по ночам?

— Ну хватит, Аня! — он рявкает на меня. — Я уже говорил, что по ночам тариф выше, пробок меньше, поэтому я работаю так! И не я тебя заставлял корчить из себя правильную! Ты нафига к ментам побежала? Думала они тебя по головке погладят? Премию выпишут? Да они все куплены!

Я падаю на табуретку и обхватываю себя крест на крест руками.

— Что ты говоришь, Никит… — мотаю головой. — Они же матерей обманывали. Стариков. Деньги последние отбирали! А если у кого-то сердце слабое?

— Если тебя кто-то обманул, — фыркает Никита, — значит ты это заслужил.

— Да? — я даже подскакиваю на ноги. Внутри все просто клокочет от обиды, что мой самый близкий человек может говорить подобные вещи. — А вот представь просто на секундочку! У тебя разрядился телефон, меня рядом нет, Галине Степановне на телефон приходит сообщение, что ты попал в аварию и нужно перевести триста тысяч вот поэтому номеру и тогда тебя отпустят! Как ты думаешь? — повышаю я голос, — Отправит твоя мама деньги или нет?

— У моей матери нет таких денег, — раздраженно жмёт плечами Никита. — И мне кажется, что уже все давно научились на подобные тексты не реагировать.

— Да там же разные суммы и разные тексты… — пытаюсь я до него достучаться. — Это же просто страшно! А люди, которые там работают. Они же вечером собираю вещи и идут к своим семьям! Домой! Я не понимаю, как они спят!

— Пока что, — Никита достаёт из кармана телефон и сбрасывает какой-то звонок. — Пока что я, точно такой же непонятный работник обеспечиваю нам с тобой эту хату и продукты в холодильнике. А ты, цаца с высшим экономическим образованием смогла заинтересовать только телефонных мошенников! Вот люди там и работают, потому что жрать хотят.

— Да лучше буду голодать! — взрыват меня.

— Ну вот ты тут поголодай, — хмыкает парень, — а я пока пойду баранку крутить. Много тебе твой диплом дал.

— Я всего две недели как защитилась. А ты сам ушёл из института, — говорю, внутренне дрожа от подкатывающего желания надавать Никите по щекам. Когда? Когда он успел стать таким? Где я это пропустила? — Ты просто спишь целыми днями на пролёт, а ночью зависаешь непонятно где, — отвечаю ему зло.

— Не нравится что-то? — оскаливается Никита, — Так вали назад к своей бабке и сестре сопли подтирай!

Он резко разворачивается и уходит в прихожую.

— Что? — задохнувшись, срываюсь следом. — Ведь это ты уговорил меня жить вместе! Или ты считаешь, что мне очень не хватало стирки твоих грязных носков и потных футболок!

— Да не стирай, — он отвечает агрессивно, поднимая на меня глаза и всовывая ноги в кроссовки. — От тебя проблем выше крыши! А в койке ты не на столько хороша, чтобы это терпеть!

Я отшатываюсь от него, будто от удара. Слёзы просыхают, оставляя только горькое послевкусие.

— То есть, — усмехаюсь. — Мы живем вместе только ради постели? А как же вот это… Я люблю тебя, Анечка! Мы поженимся и Ксюшу заберём…

— Мля… — закатывает он глаза. — Ну что ты хочешь меня? Ты задолбала! То месячные, то утренники, то диплом.

— Ничего, — закусывая губу, мотаю головой. — Ничего больше не хочу…

— Тогда можно, — он с наездом выделяет последнее слово. — Я уже на работу пойду?

— Да, — киваю, смаргивая набежавшие слёзы.

Дверь с грохотом прикладывается об косяк.

Я стою посреди коридора старой хрущёвки оглушенная и раздавленная сегодняшним днём.

Хочется повыть, но в горле застыл огромный ком. Мне страшно и до тошноты обидно, что я так ошиблась в Никите.

В груди начинает болезненно скрежетать от понимания, что это конец наших отношений. После услышанного, я никогда больше не смогу ему доверять.

Да, возможно, он прав, и я сама виновата в своих проблемах.

Но это был порыв! Когда нужно что-то делать, просто хоть как-то остановить беспредельное зло!

И что мне делать сейчас? Идти и собирать вещи? Домой?

На кухонном столе снова начинает вибрировать телефон.

Господи…

Ноги прирастают к полу и отказываются идти. Но… надо хотя бы посмотреть, кто звонит…

Заставляю себя сделать несколько шагов на одеревеневших ногах и заглянуть на экран.

Бабушка.

Выдыхаю.

— Алле! — отвечаю на звонок, стараясь, чтобы голос звучал, как можно бодрее. — Привет, бабуль!

— Анечка! — отзывается трубка родным голосом. — Как у тебя дела?

— Хорошо, — вдохновенно вру. — Вот посуду мою. Только что с Никитой поужинали. Как у вас дела? Как у Ксю садик?

— Хвалили ее сегодня, — отзывается бабушка. — Рисует, говорят, красиво. В школу определить советуют.

— Здорово, — отвечаю. — Вот сейчас с работой определюсь и обязательно определим ее в школу.

— О! — спохватывается бабушка. — Я ж чего звоню. Из института тебе звонили. Говорят, трубку ты не берёшь. Сам декан звонил…

Я слышу в ее голосе гордость, а сама леденею от страха. Моя декан — женщина.

— Просили передать, — продолжает бабушка, — сейчас очки одену и прочитаю дословно, — в трубке слышится шелест. — Ты слушаешь?

— Да… — отзываюсь тихо.

— Что если ты хочешь продолжить обучение в институте на социальном факультете, то тебе срочно нужно оплатить обучение. А иначе твоё место сгорит, — заканчивает бабушка. — Ты не говорила, что поступила на второе высшее.

— Они ошиблись, — шепчу сдавленно. — Извини, бабуль, суп убегает.

— Суп? — несётся мне в трубку. — Какой суп?

Сбрасываю звонок и оседаю на пол.

Сволочи! Сволочи! Сволочи!

Меня начинает колотить.

Открываю последние сообщения с неизвестных номеров и не могу причитать на экране ни буквы, кроме совершенно невозможной для меня суммы с шестью нулями.

Мир глохнет.

Где я ее найду?

Но ведь варианта «не найти» просто нету…

Открываю телефонную книгу и веду пальцем по экрану.