Первая

Помнит ли гусеница крылья?

***

Не буду тебя смешить,

Господи, какие чаянья.

Упакована в строку жизнь,

как пригородных расписание.

Шестерёнка пока цела

ходиков, чернила не высохли

на полях стиха, несть числа

твоим вдохам, моим выдохам.

***

На четвёртом этаже

чум,

вперёд плачено

за квартиру.

Как хочу,

так целую милую.

Краски алые,

тушь да чушь,

мне подобен

до пупка, изжоги.

Как хочу,

так имею бога.

***

И светлую путь,

и тёмную муть

пройди и забудь,

и живи как-нибудь,

перстом рассекая впалую грудь.

***

Шахтёрскую горку кофе

в чашке с кипятком размешать.

Зимний вечер.

***

А в холодном окопе моё лицо

не умыто и нет рукомойника.

А в бессонном окопе моём что ни сон –

всё к покойнику.

А в окопе моём вой,

мат и водка, а не молитва.

Всё стреляет на запах небритый мой:

мина-молот и пуля-бритва.

А накроет градом моё гнездо

и развалится моя крыша, –

стану звонче всего на свете я, а потом

всего на свете тише.

***

Будут деньги (а когда?),

я куплю гитару,

сам не ведаю зачем,

я ведь не играю.

Будут бутсы, я надену

шляпу для прогулки

и пойду косить траву,

хоть и не имею.

Будет женщина (зачем?),

я схожу с ней в магазин,

купим макароны,

чтоб сказать, что я люблю

вечером и утром.

Хайям. Недосказанное рубаи

Недаром прожил на земле свой век

нарисовавший звёзды человек.

***

Обрушился день

юбилейный на голову.

Не грусти, старче.

***

Вот идёт по стране человек.

Город, улица, рытвина, яма.

Тяжело поднимается век

на свисток Мандельштама.

***

Д.Р.

Совком провинцию не выскребешь.

Оставил город, тётку, друга.

–В столице столько незнакомых

и милых поэтессок, – улыбнулся.

***

Ангелы вздорят

за плечами. Пух летит

с головы моей.

***

Вся еда моя – сухарь с чаем,

все подвиги мои в прошлом.

Вздорят ангелы за плечами,

плохой и хороший.

Грустно в мире, как Слову в начале.

***

Выйду в снег, затискаю милочку,

продышу в январе дырочку

глубоко, с четверга на пятницу.

С неба месяц слезой свалится.

***

Один сказал: «Плодитесь, потребляйте».

И выросли плоды среди половы.

Другой нам поднял веки: «Сознавайте.

Не забывайте, что и вы от Слова».

***

Не из грязи – из дождя, снега,

из весной молодого смеха

да из пыли звёздной дороги. –

Чтобы помнил о боге.

***

Есть и другие строки на свете, Вергилий.

***

Ветер движется веткой,

жизнь – тройною спиралью.

Не суди человека

за кривую реальность.

***

Останется всё, как есть:

женщина, комната,

стихи на подоконнике.

***

Мы уедем на юг,

где лопатой сгребай

апельсины с бульваров,

в оранжевый рай.

Мы построим чертог

из песка без дверей.

Нашу тень на земле

отпечатает бог.

Нас укроет чертог,

нас утопит Агдам.

–Где Адам? –

скажет весело бог.

***

Мы сначала человеки, и поэтому

мы потом уже бомжи, рабочие, поэты.

***

Никакой такой суеты

у останней черты.

Пихнут на трассу –

катись просто.

Детская храбрость.

Женская кротость.

***

Тает снег.

Проявляется тропка

по дороге в посёлок.

***

Иду мимо

пункта стеклотары:

–Привет, Клара!

***

Зной в песке.

Прохлада в малиннике.

Пчёлы на языке лета.

***

Между малым и

большим нет диалога.

(В очереди к богу).

***

Прокуренные крики ворон.

Тёплый ветер.

Запах здоровой земли.

***

Приходят дурные мысли,

садятся за стол.

Пьём до утра.

***

Дождь повернул в проулок вместо меня.

Асфальт пузырится, в лужах фиолетовая фигня.

В сточной канаве фыркает рыба кит.

У Бандеры в колодце мокнет динамит.

Поздно однако и розы с шипами как-то некстати.

Женщина, словно родина, ждёт у хаты.

***

Вселенная

раскинула ноги.

Млечный сок.

***

Нельзя грустить более

шестнадцати строчек.

Не восстанешь.

***

Чуть начав, подводим итоги,

а итоги – едва начало.

Поминайте нас, ради бога.

Разных много.

Хороших мало.

***

Помолилась, за свечу десятку

отдала и ожидает дара.

…И посадит бог в ряду десятом

райского повторного театра.

***

Снилось облако.

Трогал – мягкое,

что грудь жены.

***

Поздно. Дождик. Перед женщиной вина.

Остальное всё – налоги да фигня.

Оратории

Слово – Бог,

похмелье – боги,

ангел – ключик золотой,

неизвестность – три дороги.

Лью – не выливается.

Пью – не напивается.

Просыпаюсь не на той.

Сумасшедший и горбатый,

проживаю в крайней хате.

Паспорт в брючине, а то.

Боль-тоска и грусть в пальто.

На голых клавишах лежит ладонь нагая.

По полым пальцам голый свет стекает.

Не бойтесь трогать музыку руками.

Дух во плоти – изъян

и любить он не мог.

Композитор был Бог.

Или пьян.

***

В мои окна-глаза

смотрит осень,

льют дожди,

воду пить идут лоси.

Моя комом блин плоть

матраса площе.

Сломал стол столяр,

сделал плотник плот.

Поплыла, в общем.

Ну а лавра привой,

пук петрушки, корона,

как трусы, свисает

вниз головой,

Боже мой!

с твоего балкона.

***

Хмурое – это обиженное ясное

(мама не дала «конфету ещё»).

***

Утро красным рисует дома,

и угрюмо встречают утро

весь в кровавых сомненьях Фома,

в страхе Пётр и с надеждой Иуда.

Ночь облыжная, день паскудный.

Так завещано, так и живи.

Меж Евангелием от Иуды

и Евангелием от Любви.

***

Я вынул корневища из земли.

Теперь заложу сад

на Большом Облаке.

***

Раскалываю

орехи. Хватит