Божена Богинска

Аика. Песня о любви. Книга 1

Глава 1

Вдали от всех живёт дракон

его ты не буди

Под сладкий крепкий змея сон

ты сердце укради

Несётся время впопыхах

и ты спешишь вперёд

Попробуй потеряться в снах

когда луна встаёт

Под старой ивой уложив

кусок своей души

Скажи спасибо, что ты жив

Иль больше не дыши

Спасёт дракона лишь дракон

Отдав себя саму

И будет верной до конца

ему лишь одному.

Мама часто пела мне эту песню. Она перебирала пальцами мои ангельские светлые кудри, глядя на круглую луну, освещающую небольшую комнату.

— Драконы, — говорила мама, проводя пальцами по моей щеке, — опасны. Если встретишь хотя бы одного — беги.

— Если по городу будет ходить дракон, побегу не только я, — моё хихиканье было тихим, но звонким.

— Всегда будь на чеку, оборачивайся, если почувствуешь угрозу, — каждый вечер она говорила мне эти слова, будто читала мантру.

— Мам, — я заворачивалась в пуховое одеяло, нежась от её прикосновений, — я уже не маленькая, и знаю, что драконов не существует. Это сказки.

— Сказки… — мамин голос становился тише, и я вытаскивала голову из одеяла, стараясь ничего не пропустить, хоть и знала всё наизусть, — сказки иногда оказываются явью, дочка. Я хочу, чтобы ты была осторожна.

— Я очень осторожна, мам. Мне семь лет, я уже не ребёнок, я всё понимаю, — упрямо повторяла, нахмурившись.

Она смотрела на меня с такой любовью, что я начинала быстро моргать, а потом делала вид, что засыпаю, не зная, как реагировать.

— Ты моя бунтарка, Аика. Ты же не побежишь от них, да? — с тревогой спрашивала она.

Я пожимала плечами.

— Тогда, — её голос становился тише, — Ты должна спеть песню.

— Какую, мама?

— Ту, что пою тебе я.

— Песня не защитит меня от драконов, мама. Тем более, их не суще…

— Аика… пожалуйста. Запомни её.

Я обречённо кивала и утыкалась носом в подушку.

— Пускай они никогда нас не найдут, — она плавно поднималась, и в глубине коридора раздавались удаляющиеся шаги.

Я перекладывалась на спину, пялилась в потолок, и долго думала о том, что мама, кажется, сходит с ума. У неё была только я, а у меня была только она. В семь лет странно думать о таких вещах, но мы были одни, и кто-то должен был о ней позаботиться.

* * *

— Детка, тебе пора в школу. Боже, Аика, что с твоими волосами?

— Мама, я тысячу раз просила тебя стучать, — недовольно протянула я, сонно натягивая носок.

— Ты не ответила, — мама сделала шаг ко мне, таращась на розовое облако на моей голове, — что это?

— Это — моя новая причёска, — я ухмыльнулась, оглядываясь в поисках второго носка.

— Я не разрешала тебе ничего… Это что, выбритые виски?

— Я не спрашивала твоего разрешения, — подняла брови, переводя взгляд на неё.

— Аика!

— Что?

— Боже, тебе всего двенадцать, а ты такая… такая… несносная!

— Интересно, в кого бы это?

— Точно не в меня, — мама сложила руки на груди и развернулась, собираясь уйти, но я бросила ей в спину тот вопрос, которого она боялась больше всего.

— Тогда может расскажешь мне об отце?

Её плечи дёрнулись, и на мгновение я увидела её профиль.

— Я не могу, дочь. Ты же знаешь.

— Бред, — зло фыркнула я, натягивая кеды прямо в комнате.

Это не укрылось от мамы.

— Аика Сано, это просто безобразие и свинство! Для чего нам нужен коридор? После школы тебя ждёт наказание.

Мама всегда называла меня полным именем, когда злилась.

— Он хоть жив? — я отзеркалила её позу, перекрестив руки на груди, сверля её взглядом.

— Нет! — выпалила она мне в лицо и мгновенно закрыла рот ладонью. Её глаза наполнились слезами.

— Хм, — кивнула я нарочито равнодушно. Затем подобрала с пола побитый жизнью рюкзак и натянула его на плечи, — Ясно.

Выходя из квартиры, в моей душе зашевелилось какое-то скользкое чувство. Одна часть меня разворачивалась и обнимала маму, прося прощения, а вторая, та, что всегда побеждала, громко хлопнула дверью и ушла, не произнеся ни слова. Такого нужного слова…

Знала бы я тогда, как всё обернётся — осталась бы дома хоть на неделю. Обнимала бы её так крепко, как мне позволяли силы. Целовала бы солёные от слёз щёки. Больше бы не спрашивала про папу. Не раскидывала бы носки и обувь снимала только в коридоре, так, как было заведено. Может быть даже начала бы лучше учиться. Обнимала бы, обнимала бы, обнимала бы. Попросила бы прощения.

Но я сама сделала выбор.

* * *

— Не-е-ет! Мама, нет! Нет, пожалуйста!

Крик, раздирающий душу до костей, ещё долго стоял в моих ушах. Мой крик.

Кто-то схватил меня, упирающуюся и брыкающуюся, за талию и потащил в ближайший дом.

— Пустите, — я пыталась отбиться, раскидывая руки и ноги, больно попадая по икрам и животу нападавшему. Но он только крепче перехватил меня, прижав к мощному боку.

Слёзы лились по щекам и перемешивались со слюнями, которые я яростно разбрызгивала, мотая головой.

— Сукин ты сын, опусти меня на землю, — за такие слова я бы получила по губам немедленно, но… больше не было того, кто мог бы исполнить это наказание.

Моя мама была мертва.

Я завыла, обмякая в стальной хватке мужчины. Боль разгрызала рёбра, обнажая колотящееся сердце. Я не знала, бывают ли сердечные приступы у подростков, но молилась всем богам, чтобы это был он.

— Успокойся, — низкий голос звучал резко, твёрдо. Меня наконец поставили на землю, но крепкая рука продолжала с силой сжимать предплечье.

— Мне надо вернуться, — я больше не угрожала, лишь молила о том, что, конечно же, мне не дали бы сделать.

Черноволосый мужчина пристально посмотрел на меня, шумно выдыхая.

— Да за что мне это всё…

— Моя мама…

— Она мертва.

Мужчина наконец отпустил мою руку. Я соскользнула на пол, ударяясь коленками о бетонный пол, шипя от неожиданной резкой боли. Руки накрыли голову, прижимая её к полу. Вой снова разорвал мою глотку, нечеловеческий, больной, животный. Я не могла её потерять. Но это случилось.

Я отомщу. Я вернусь и убью их всех.

Голова дёрнулась вверх, и я вытерла рукавом слёзы, смешанные с потом. Постаралась оценить обстановку. Справа от меня, на низком стуле, сидел мужчина, мой похититель. Хотя, кажется, правильнее было бы назвать его спасителем. Или нет. Он не дал мне расквитаться с убийцами.

— И что бы ты