Дэвид Чэмберс сидел в последнем ряду маленькой церквушки и изо всех сил пытался сделать вид, будто его интересует фарс, разыгрываемый у алтаря.

Он смутно подозревал, что ему это не очень удается, но, в конце концов, чего можно от него ожидать?

Господи, какая несусветная чушь!

Сияющая невеста, взволнованный жених. Изобилие цветов, отчего церковь кажется ритуальным залом. Приторная музыка. Священник, отлично поставленным голосом произносящий нараспев набившие оскомину банальности о том, что надо любить, почитать и лелеять друг друга…

Дэвид зевнул и скрестил на груди руки. У него было чувство, что идет второй акт хорошо известной комедии и впереди уже маячит третий акт – развод.

– Доун и Николас, – сказал священник звенящим от избытка чувств голосом, – сегодня вы подошли к величайшему моменту в вашей молодой жизни…

Рядом с Дэвидом сидела женщина с копной черных волос. Она вцепилась в руку мужа одной рукой, а другой комкала носовой платочек. Женщина тихо плакала; весь ее вид говорил, что она переживает самый важный момент в своей жизни. Голубые глаза Дэвида сузились. Другие женщины тоже плакали, даже мать невесты. Кому-кому, а уж ей-то надо бы соображать и не отдаваться во власть слащавого чувства.

Да любому, кому перевалило за тридцать, следовало соображать, черт возьми, а особенно тем, кто уже разведен, а таких легионы. Дэвид подозревал, что, если бы вдруг откуда-то сверху прогремел голос и потребовал, чтобы ушли те, кто потерпел поражение в супружеских битвах, топот ног заглушил бы слова стоявшего у алтаря человека с лицом херувима.

– Николас, – произнес священник, – берешь ли ты Доун в законные жены?

Женщина рядом с Дэвидом судорожно всхлипнула. Дэвид взглянул на нее. Слезы ручьем текли по ее лицу, но тушь на ресницах не пострадала. Удивительно, как женщины ухитряются все предусмотреть. Макияж, который не растекается, кружевные носовые платочки… Где еще можно увидеть женщину с платочком, как не на свадьбах и похоронах!..

– В болезни и здравии, в богатстве и бедности…

Дэвид расслабился и перестал слушать эту чушь. Как долго все это будет продолжаться? Он чувствовал себя так, словно провел на борту самолета всю последнюю неделю. Глаза как будто запорошило песком, длинные ноги затекли и гудели, а все потому, что полтора часа он вынужден был провести стиснутым в самолете местной авиалинии, который доставил его в Коннектикут.

Да и сидеть на этой узкой деревянной скамье было столь же мучительно.

Церковь была построена в 1720 году, что ему, еще не успевшему переступить порог, доверительно сообщила какая-то убеленная сединами дама.

Дэвид ответил, как он надеялся, с вежливой улыбкой:

– Вот как!

Улыбка не сработала. Пожилая дама отступила и, прищурившись, смерила его пристальным взглядом с головы до ног, отметив про себя рост, волосы, забранные в хвостик, и серебристого цвета сапоги из тисненой кожи со стоптанными каблуками. Потом сказала тоном, в который вложила все, что думает о пришельцах из Западных штатов, вторгающихся в этот непорочный уголок Новой Англии:

– Вот так!

Черт побери!

Возможно, она права. Возможно, ему не стоило приезжать на эту свадьбу. Он слишком устал, слишком циничен, слишком стар, чтобы изображать, что становится свидетелем этого чуда любви, хотя истина заключается в том, что у стоящих там двоих детей столько же шансов, что так называемый брак окажется удачным, сколько у пингвина полететь на Луну.

Невеста с обожанием посмотрела на своего юного мужа. Ее улыбка была полной обещаний. Уверений. Клятв…

И тут Дэвид вдруг подумал, что в жизни существует три самые главные лжи. Каждый мужчина знает это.

«Чек выслан по почте».

«Конечно, я буду с уважением смотреть на тебя утром».

«Верь мне».

Ложь номер один была, по крайней мере, и мужского, и женского рода. Как адвокат, работавший в конгрессе страны, Дэвид провел более чем достаточно времени за своим письменным столом напротив клиентов обоего пола. Глядя ему в глаза, они без тени стыда клялись на Библии, что такая-то сумма вот-вот должна быть доставлена по почте. Можно подумать, доставка почты в Соединенных Штатах производится через Марс.

Вторая ложь была, к его стыду, мужского рода. Честно говоря, Дэвид и сам прибегал к ней в те времена, когда был неоперившимся юнцом с бушующими гормонами.

Он улыбнулся при одном воспоминании. Давным-давно не думал он о Марте Джин Стинбергер, но сейчас представил ее так ясно, будто все это происходило вчера.

Марта Джин, приехавшая из колледжа на летние каникулы, выглядела намного старше своих восемнадцати. О такой красотке мог мечтать всякий шестнадцатилетний мальчишка, робко вступающий в пору возмужания. Марта Джин с интересом оглядела его и вогнала в краску тем, что отметила изменения в его росте и мускулатуре. Она одарила его улыбкой в сотню ватт, встретившись с ним на пикнике у Стинбергеров. Не сводя глаз с ее покачивающихся бедер, обтянутых джинсами, Дэвид поплелся следом за ней в коровник, а потом на сеновал, где лихорадочно пытался поцеловать в раскрытые губы.

– А утром ты будешь смотреть на меня с уважением? – прямо спросила его Марта Джин, и когда он, запинаясь, сказал, что, конечно, будет, недоверчиво фыркнула. Потом она толкнула его на сено, и тогда он понял, что значит райское блаженство.

Третья же ложь… Лицо Дэвида снова помрачнело. Третья ложь тоже должна быть мужского рода, но любой мужчина, достигший половой зрелости, знает, что женщины лгут не реже и с большим разрушительным эффектом, потому что, когда женщина говорит: «Верь мне», это не имеет никакого отношения ни к сексу, ни к любви. В этом и заключается чертовская фальшь. Насколько он мог себе представить, все началось с шепота соблазненной Евы на ухо беззащитному Адаму или с обещания Далилы Самсону.

«Верь мне».

Сколько их, мужчин, которые так и поступают на протяжении веков? Наверное, миллионы, включая Дэвида. Но достаточно всего один раз пройти через испытание браком, чтобы понять: если женщина говорит, что ты ей можешь верить, на самом деле это означает, что будешь дураком, если сделаешь это. Жестокий урок! Но он его получил.

Получил, черт возьми.

В принципе говоря, брак был шуткой.

Нельзя сказать, что Дэвид отвернулся от женщин. Похоже, они ему по-прежнему нравятся. Кому из мужчин они не нравятся? Что может сравниться с удовольствием делить свою постель и свою жизнь с красивой женщиной несколько недель, даже несколько месяцев!.. Но когда наступал момент положить конец этим отношениям, он не желал ни слез, ни сожалений, ни взаимных обвинений. Женщины, впрочем, не жаловались на его поведение. Дэвид относил это на счет того, что был предельно откровенен относительно своих намерений или их отсутствия. Ничего не обещал ни на веки вечные, ни на ближайшее будущее, но ему еще ни разу не встретилась женщина, которая бы ушла после того, как он проявил к ней интерес.