Vladarg Delsat

Обидеть каждый норовит

Часть 1

Гермиону в школе не любили. Ее и дома-то, положа руку на сердце, не особо… Но в школе не любили особенно. Девочка из кожи вон лезла, чтобы доказать, что она правильная, ориентируясь по книгам. Этому, конечно, была причина, но не то, что говорить, Гермиона даже думать об этой причине не хотела — очень страшно было девочке. Возможно, ее родители совсем не хотели запугать ребенка, но случилось то, что случилось… Итак, девочку, не стеснявшуюся докладывать о проступках, не любили. И вот настал день, когда из-за ее «правдивости» одну девочку и двоих мальчиков подвергли буквально изуверскому, по их мнению, наказанию — лишили карманных денег.

— Надо наказать заучку! — выкрикнула плачущая девочка, копившая на красивые заколки. — Чтобы ей было плохо!

— Да чтоб она сдохла вообще! — поддержал ее мальчик, лишенный ежедневного лакомства.

— Я слышал, что у брата кого-то топили в унитазе… — задумчиво проговорил третий наказанный родителями. Брат у него учился в колледже, и порядки там были довольно жестокими.

— А если поймают? — тихо спросила подруга плачущей, думая о том, что ее родители могут и ремнем, хоть это уже не принято.

— Не поймают, — уверенно проговорил тот, чей брат учился в колледже.

Так и решили. Дождавшись, пока «заучка» войдет в туалет, чуть погодя туда вломились и заговорщики, напав на Гермиону прямо в процессе, чем ее совершенно ошеломили, а затем, удерживая, начали засовывать головой именно туда. Поняв, что ее хотят убить, задыхающаяся девочка почувствовала сильную боль в груди, и все исчезло. Она стояла на лесной полянке, а напротив нее обнаружилась какая-то женщина в черном.

— Угораздило же тебя, — вздохнула эта женщина, протягивая руку попятившейся Гермионе. В этот самый миг на полянке появился и державшийся за голову мальчик, на что женщина в черном очень неприлично выругалась. Вслед за мальчиком, совсем рядом с Гермионой появилась какая-то девочка, чуть ли не первоклашка.

— Как же так… Так не может быть! — закричала малышка, расплакавшись. — Они пожалеют! Все! — и исчезла.

— Хана этому миру, — задумчиво произнесла женщина, одетая в какой-то черный плащ. — Тринадцатую обидели… Точно хана… Ну что, избранные, пошли?

Яге было скучно, просто очень скучно. Кощей куда-то умотал, навки разбежались, русалка заморская ушла в декрет, бес ее знает, от кого. Только и оставалось сидеть да слушать, как переваривает очередного залетного басурманина Горыныч. Обычно при этом процессе он комментировал избранными фразами, что послушать было иногда интересно.

— Права человека, права человека… — пробурчала средняя голова. — Мог бы ноги и сам обрить.

— У него нормы морали, — хихикнула левая. — Эй, правая, что он там вещал?

— То, чем, согласно нормам морали, наделен каждый живущий в мире просто в силу того, что он — человек, — сообщила правая голова, хвостом поправляя воображаемые очки. — Дискриминация, между прочим! Вот мы — живущий, но не человек, так теперь что, мы уже и правами не наделены?

— Вот точно! Именно это слово, — поддакнула левая голова, — мог бы и повкуснее быть, между прочим.

— А еще вот это: как правило, люди не хотят причинять зла другим, — припомнила средняя, и все три головы жизнерадостно заржали. Улыбнулась и Яга, вспомнив придурка.

Дураков стало как-то поменьше, или вымерли, или в заморские земли на нерест отправились, отчего легендарной славянской нечисти было скучно. Хотелось сотворить чего-нибудь, но ничего не творилось. Легендарная нечисть уже задумалась о том, чтобы пойти спать, да Баюна послушать, когда и случилось это чудо — перед ней оказалась девочка лет шести на вид в сияющих одеждах. Это была хорошо известная всем Тринадцатая — шаловливая демиуржка, поэтому она была очень милой, во-первых, и невкусной, во-вторых.

— Тетя Яга, а тетя Яга, — начала малышка, явно задумав какую-то пакость. Пакости нечисть любила, можно сказать, что это было ее призванием. — А хочешь развлечься?

— Уже интересно, — спать резко перехотелось. — Ну-ка, расскажи, что задумала?

— Там… ну, в одном мире, они уморили тех, из которых я получилась… — с лица девочки сбежала улыбка, и она тихо всхлипнула. Эту историю Яга знала, ибо истинная любовь была чудом чудным и дивом дивным. — Хочешь девочкой стать, а? И всем отомстить!

— Так ты говоришь, обоих уморили? — поинтересовалась в ответ легендарная представительница мифологии. — А в мальчишку кого, Горыныча?

— В мальчика… А кто тебе не противен будет? — поинтересовался милый ребенок, на что Яга только вздохнула. Конечно же, малышка очень хотела воссоздать породившую ее пару.

— Да кого угодно, хоть Добрыню, — пошутила представительница славянской нечисти, не подумав о последствиях своей шутки.

— Хорошо, — кивнула девочка, беря Ягу за руку, а потом что-то вспомнила. — Ой… Только надо, чтобы тебя кто-то местный послал…

— Я им пошлю! — проворчала легендарная… ну и ведьма тоже. — Я сама кого хочешь пошлю.

— Ну тетя Яга, ну пожа-а-а-алуйста, ну что, тебе жалко, что ли? — глядя в умильное лицо ребенка, Яга почувствовала приближение знаменитого «вя-я-я-я», поэтому решила сразу добровольно на все согласиться, потому что все равно придется же. Оказавшись вместе с девочкой на лесной полянке между миров, мифологическая нечисть огляделась. Неподалеку обнаружилась скептически на нее смотревшая женщина в синих одеждах.

— Ну тетя Магия, ну пожа-алуйста! — увидев слезы на глазах Тринадцатой, Яга малодушно зажмурилась.

— Ну хорошо… — что такое «Вя» Тринадцатой, знали все. — Надеюсь, сестра меня за это не побьет, — вздохнула женщина и кивнула Яге. — Благословляю тебя! — картинка мигнула.

Сколько Гарри себя помнил — его не любили. Били, кормили по остаточному принципу. Такие умные слова мальчик прочитал в библиотеке, где прятался от Дадли и его дружков. Книги стали его единственными друзьями, несмотря на то что читать Гарри было сложно — перед глазами плыло, только потом он догадался, что очки ему не подходят, но где взять те, которые подходят и от которых не болит голова, мальчик не знал. Тем не менее, единственным местом, где можно спрятаться, была библиотека, а в библиотеке надо читать, а то выгонят. И он читал…

Основная опасность таилась по дороге домой, ну и дома, конечно, если