Мастер темных Арканов

Глава первая

«День рождения — грустный праздник»

Холодный пот, колотящееся сердце, сковывающий тело ужас… Я словно вынырнул из воды и облегченно выдохнул, осознавая, что это был всего лишь сон. Это… А что мне снилось-то? Усилием воли открыл глаза и еле сдержал рвущийся наружу крик. Где я вообще? Что за хрень? Квартира точно не моя. Да и откуда взяться таким хоромам? У меня-то стандартная однушка других выпускникам детских домов и не дают, а тут, блин, квадратов шестьдесят, не меньше. Да и обстановочка какая-то странная. А главное, я совершенно не помню, что случилось… Вроде в институте сидел, в сон меня клонило… А тут… что вообще происходит?

Сев на широкой кровати, я опустил голые ноги. На мне болталась длинная белая ночнушка, расшитая забавными гербами из скрещенных меча и топора с какой-то причудливой вязью под ними. Коснулся ступнями пушистого ковра. Приятный, черт возьми… Осмотрелся ещё раз более внимательно. Комната, судя по всему, была спальней и, как уже успел заметить, огромной и богато обставленной. По крайней мере, помимо кровати, я узрел резной антикварный шкаф на витых ножках и стоящий недалеко от него массивный стол с двумя стульями. На столе возвышались громоздкие, тяжелые часы, стрелки на римских цифрах показывали три часа… и, учитывая темноту за приоткрытыми шторами, показывали они три часа ночи. Глаза вновь метнулись к столу: рядом с часами письменный прибор, из которого торчали перья… Перья? Где, блин, я вообще оказался? Два высоких, с десятком свечей, канделябра, подвешенных на стену у окна, служили единственным источником света. С другой стороны стола примостился невысокий комод, по виду — тоже антиквариат в. На нем я рассмотрел с десяток стеклянных пузырьков причудливых форм. А рядом на стене, — высокое, в человеческий рост, зеркало. Да, ещё надо было отметить несколько явно парадных портретов совершенно незнакомых мне людей…

Подожди-ка. Из памяти словно начали всплывать знания. Причём как-то выборочно. Да, мне известны эти люди. Вот тот мужик в богато расшитом камзоле — это мой отец, Иван Черногряжский. А вот та красавица с каким-то надменным выражением лица — моя мать, Ольга Черногряжская. Мать… я вдруг почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Они пропали, тела их так и не нашли…

Так стоп. Какого… Какие, на хрен, Черногряжские? Почему меня на слезу пробило? Это точно не мои родители, бросившие меня в младенческом возрасте. Почему я вдруг вспоминаю каких-то совершенно незнакомых мне людей и не могу вспомнить, что произошло со мной.

Тут моя голова повернулась к зеркалу и… пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать. В проклятом стекле отражался не Павел Игнатов студент Московского политехнического университета двадцати трёх лет от роду, а какой-то худой и бледный парень моих лет, но точно не я. Но что-то в этом самом незнакомце, смотревшем на меня из зеркала, было завораживающее. Чувствовалась какая-то порода. Аристократическая, я бы сказал. Но вот выглядел он, то есть я, крайне нездоровым.

Первым делом надо успокоиться. Почитывал я книги о попаданцах и всякой альтернативной истории с бояркой. Неужели я очутился в одной из них? Но как это возможно? Стоп. Я вернулся к кровати и, усевшись на неё, постарался прийти в себя и немного проанализировать ситуацию. Обычно мне это помогало. Сон во сне? Ущипнув себя, почувствовал боль. Значит, не сон. Еще раз попытался вспомнить, и меня вдруг накрыло. Будто попал в иммерсивную постановку, где главным героем выступал я сам.

* * *

— Паш, Паш, — я очнулся от толчка в бок.

Повернувшись, увидел Иру, старосту моей институтской группы, сидевшую рядом со мной. Единственную, кстати, девушку в нашем мужском коллективе. И, по-моему, она ко мне была неравнодушна. Впрочем, я могу и ошибаться. Опыта у меня немного.

— Просыпайся, — шепнула она. — Ты чего, совсем сдурел, что ли? Мымра сейчас тебе устроит.

Я оглянулся. Блин, вот дернуло же меня на лекции заснуть. Да ещё на философии. Не знаю, нафига этот предмет включили в программу. А Мымра — Сотникова Елена Витальевна, полная тетка лет пятидесяти, ещё и оказалась настоящей фанаткой своего предмета, поэтому очень плохо реагировала на любое невнимание к нему. И самый парадокс в том, что если эта коза меня завалит, то реально могут появиться проблемы. Третий курс института, и зависеть от какой-то бредовой философии… Но, как говорится, никуда от этого не денешься.

Я благодарно улыбнулся старосте и уставился на доску, где распиналась Елена Витальевна, что-то вещавшая про господина Иммануила Канта, что, на мой взгляд, переел грибов или накурился гашиша, когда придумывал свои взаимоисключающие теории. Встретившись глазами с суровым кандидатом философских наук, я принял самый невинный вид, на который только был способен. Мои старания не прошли даром.

После философии шла физкультура, откуда я просто смылся, памятуя о том, что наш физрук, недавно отметивший семьдесят лет, даже перекличку не проводил. В общем, предупредив старосту, которая единственная знала, что у меня сегодня день рождения, отправился домой. Хорошо еще, что этот самый праздник, я не отмечал да мои товарищи-ботаники никогда о нём и не спрашивали. Собственно, первым и, наверное, последним человеком, хоть как-то меня поздравившим, была именно Ира.

По пути домой я решил восполнить запасы спиртного и традиционно провести этот день в самой лучшей компании. То есть с самим собой. Заскочил в «Пятерочку» недалеко от дома, приобрел бутылку дешевого вискаря и нехитрой закуски, в основном — полуфабрикатов. Признаюсь, с готовкой никогда не заморачивался, да и повар из меня еще тот!

Когда подходил к подъезду, обратил внимание на огромный черный джип, припаркованный практически у самых дверей. «Форд» вроде. Машины у меня никогда не было, да и не сказать, чтобы я сильно в ней нуждался, оттого и запоминать марки не спешил. Стекла автомобиля оказались наглухо затонированными. И кто это? В гости, что ли, к кому приехали? Интересно, к кому? Вроде своих соседей всех знаю. Дом у нас далеко не элитный — обычная панельная многоэтажка, коих настроили на каждом углу.

Пожав плечами, зашел в подъезд. И уже через пять минут наконец добрался до своего любимого кресла и компьютера. Увы, сегодня им придётся подождать. Сначала надо позаботиться, так сказать, о хлебе насущном. Но не успел я приступить к нехитрой