Карина Рейн

Кольцо с шипами

Глава 1

— Вот увидишь, сегодня мне повезёт! — слышу возбуждённый голос отца и закатываю глаза к потолку.

Я слышу эту фразу практически каждый день с тех пор, как пять лет назад отец плотно подсел на покер. Когда его бизнес прогорел, и мы оба остались у разбитого корыта, отцу пришлось нелегко; от отчаяния он начал выпивать, и в нашем доме частенько появлялись шумные компании, после которых царил полнейший разгром. Через пару месяцев отец увлёкся покером и к счастью бросил пить, но из дома стали пропадать более-менее ценные вещи. Игрок из папы был так себе, и ему приходилось искать деньги, чтобы расплатиться с долгами, так что в ломбарде уже была почти полная коллекция наших картин, украшений и прочих ценных вещей. Я пыталась накопить денег, чтобы выкупить их обратно, но девушке, только что окончившей университет, было непросто найти высокооплачиваемую работу. К тому же, и в настоящее время были нужны еда и прочие вещи, необходимые для нормального существования, потому что на жизнь всё это уже давно не похоже.

— Может, лучше попытаешься найти себе работу? — осторожно спрашиваю.

Мой отец вовсе человек неплохой; когда умерла мама — вскоре после родов — он не отдал меня в детский дом или под опеку родственникам, а взял на себя заботу обо мне. Что такое для бизнесмена, практически сутками пропадающего на работе, воспитывать младенца? Сущий ад, потому что и работе, и ребёнку приходилось уделять одинаковое количество времени; но даже несмотря на свою загруженность, он наотрез отказывался следовать совету родителей и нанимать няню или просить кого-то из родственников помочь. Оберегал меня от всех проблем и всегда был готов подставить своё плечо.

За это он всегда будет героем в моих глазах.

Но в последнее время он стал вспыльчивым, нередко выходил из себя и мог… поднять на меня руку, когда был не в духе.

— Не говори ерунды, — хмурится отец. — Я вот-вот сорву куш и верну нам наше былое состояние! И будет лучше, если ты не станешь лезть во всё это — ты поняла меня, Ульяна?

Киваю, потому что единственное, что я понимаю — это то, что продолжать разговор бессмысленно; в конце концов, отец всё равно пойдёт туда и влезет в очередные долги, за которые придётся расплачиваться очередной семейной ценностью.

Хорошо, что мама этого не видит.

Входная дверь громко хлопает, оповещая об уходе родителя, и я расправляю сведённые напряжением плечи: по крайней мере, можно немного выдохнуть.

У меня есть примерно полтора часа свободного времени перед тем, как уйти на работу, и я трачу его на осмотр дома вместо того, чтобы заняться его уборкой. Мы всегда гордились этим домом в викторианском стиле; внутри он больше был похож на музей, но в нём отсутствовал дух общественного здания — в основном благодаря отношениям, царившим в нашей семье. Здесь сменилось семь поколений; эти стены видели горе, радость и даже смерть, и мне было грустно от того, что его наследие разлетается, словно листья на ветру — лишь потому, что отец не нашёл другого способа снимать стресс.

Тяжёлый вздох срывается с губ, и я всё же заставляю себя протереть в комнатах пыль и вымыть посуду; перед самым уходом перехватываю пару бутербродов и убегаю на работу — в исторический музей, где работаю уборщицей.

Из одного музея в другой.

Обхохочешься.

Дорога до работы занимает примерно полчаса, и я по привычке прохожу её пешком вместо использования общественного транспорта: сейчас каждая копейка была на счету, а свободные деньги — если такие вообще у меня бывали — я откладывала, чтобы потом выкупить из ломбарда хоть что-то. Из-за такого образа жизни на себя совершенно не оставалось ни сил, ни времени, ни средств; я уже забыла, когда последний раз покупала что-то из вещей или косметики. Под вечер я нередко приходила домой настолько уставшая, что ни о каком уходе за собой — кроме разве что душа — не могло быть и речи.

На дворе стояла середина августа, так что сейчас моё бедственное положение не так уж бросалось в глаза — при минимуме одежды мало кто обращает внимание на её…хм…целесообразность. Проблемы начинаются зимой, когда землю сковывают первые морозы, а ты вынуждена носить в лютый холод не спасающее от вьюги осеннее пальто — единственную тёплую верхнюю вещь в своём гардеробе. Приходилось надевать несколько свитеров под низ и плотно укутывать шею шарфом, чтобы не подхватить бронхит или что похуже. Голову обычно укрывал бабушкин платок цвета топлёного молока с крупными красными цветами, так что с меня вполне можно было писать портрет типичной русской «Алёнки».

Как говорится, картинка смешная, а ситуация страшная.

Пока вытаскиваю в коридор свой рабочий инвентарь, ловлю на себе несколько снисходительных взглядов от «коллег» со статусом повыше и парочку смешков от младших сотрудников галереи; это могло бы задевать меня, но к счастью, к «не престижности» своей работы я уже давно научилась относиться по-философски: все вокруг могут сколько угодно задирать нос к потолку, но сути это не изменит — без таких «непрестижных», как я, все давным-давно утонули бы в грязи.

И к слову сказать, для меня эта мантра отлично работала.

Затыкаю уши наушниками, чтобы не отвлекаться на глупости, и приступаю к своим привычным обязанностям: помыть полы, вынести мусор из кабинетов, протереть пыль на полках и подоконниках, иногда полить цветы. Это может показаться скучным или быть в тягость, но я любила физический труд больше умственного — потому что результат твоей работы сразу на лицо.

А мне нравится видеть результат.

Учитывая, что наш музей по площади довольно большой, а я не робот с железными мышцами, таких трудяг помимо меня в музее было ещё двое: одна — Тамара Никитична, женщина шестидесяти лет, с благородными чертами характера, любящая чистоту и порядок, и Марина, которая была старше меня лет на десять-пятнадцать. Несмотря на внешнюю красоту, её внутренний мир был так же мрачен и противен, как тёмный сырой подвал, так что я старалась обходить её стороной.

В редких случаях, когда вопреки здравому смыслу и обстоятельствам во мне кипела энергия, я и после работы, придя домой, начинала наводить чистоту или копаться в саду; это стало для меня своего рода отдушиной и помогало избавиться от невесёлых мыслей хотя бы ненадолго.