два человека с разным социальном статусом могли оказаться за одним карточным столом; мозг стопориться на полученной информации, и мне становится не по себе. — К сожалению, Николай Викторович, как обычно, проиграл всё, что у него было, включая этот дом — и вас.

Что?

Меня обдаёт холодным потом от услышанного, и руки заходятся мелкой дрожью.

— Это не может быть правдой, — нервно выдаю и поворачиваюсь к отцу. Его вид говорит о том, что он как минимум признаёт всё то, что я только что услышала. Падаю перед ним на колени и пытаюсь поймать его взгляд. — Ты ведь не мог поставить на кон наш дом, правда ведь? Ему ведь уже больше двухсот лет, ты сам здесь вырос, и я тоже — как ты мог его отдать?!

— Сожалею, но это правда, — снова подаёт голос незнакомец. — Теперь и дом, и вы в моём полном распоряжении — ваш отец уже подписал необходимые бумаги.

Дёргаюсь, словно от удара током.

— Мне не нужны ваши сожаления! Вы можете забрать наш дом, но я не вещь и не предмет для спора или торговли! — От нервного напряжения в голосе проскальзывают истеричные нотки. — Я вам не принадлежу — и никогда не буду!

Мужчина высокомерно фыркает.

— Вы ошибочно решили, будто у вас есть выбор. Видите ли, я приехал сюда не только для того, чтобы получить то, что мне полагается — вполне законно, смею заметить. Я хочу предложить вам сделку.

— Если вы думаете, что я стану вас слушать… — начинаю гневную тираду, но незнакомец перебивает меня взмахом руки.

— Думаю, станете — это в ваших же интересах. — Он прячет руки в карманах брюк, и я вижу, как на его запястье в отблесках пламени сверкает золото часов. От моего внимания не укрывается так же и то, что ко мне, в отличие от папы, незнакомец обращается на «вы». — Я мог бы просто забрать у вас всё и выставить вас обоих на улицу, но я решил дать вам возможность спасти то, что осталось от вашей семьи — думаю, это очень даже благородно.

— Будь вы действительно благородны, то не стали бы отбирать всё у тех, кто слабее и не может себя защитить, — язвительно бросаю и сжимаю папино плечо. — А вы просто бессовестно воспользовались слабостью моего отца.

— Я не заставлял вашего родителя ставить на кон то единственное, что у него осталось, — отмахивается мужчина. — И в том, что вы лишились дома, можете винить только его. И всё же я хочу предложить вам выход.

— И какой же? — спрашиваю довольно резко, совсем не уверенная, что хочу знать ответ.

— Станьте моей женой.

Первые несколько секунд в голове в прямом смысле слова тормозятся все процессы; а когда шестерёнки снова начинают движение, я решаю, что попросту ослышалась, потому что незнакомец не мог такого сказать.

Может, он пошутил?

Внимательно изучаю выражения его лица и понимаю, что этот человек шутить не умеет — тем более таким способом.

— Вижу, вы не верите в то, что я говорю совершенно серьёзно, — понимающе хмыкает и достаёт из внутреннего кармана пиджака чёрную бархатную коробочку.

Я замираю, отказываясь верить в происходящее, но когда он раскрывает её, и на белой подушечке я вижу кольцо с большим бриллиантом в форме шестигранника, позвоночник словно заковывает в арктический лёд.

— Вы пытаетесь… купить меня? — ошарашенно спрашиваю.

Конечно, в двадцать первом веке это не редкость, но я никогда не думала, что нечто подобное коснётся меня лично.

— Мне нет нужды покупать вас — вы и так моя, — снисходительно улыбается и присаживается рядом со мной на корточки. — Я всего лишь пытаюсь быть джентльменом, дав вам возможность спасти свой дом и своего отца от образа жизни бомжа. Но я не занимаюсь благотворительностью — мне нужно что-то взамен, и наша с вами свадьба будет достойной платой за мой жест доброй воли.

— Ну и зачем я вам? — с горечью спрашиваю. — Судя по вашему состоянию и внешнему виду, вам нужна девушка из богатой семьи, знающая правила поведения в том обществе, в котором вы живёте, а не простушка вроде меня.

— Всё верно, однако такой девушке будет нужен исключительно мой кошелёк, а, следовательно, с такой женой я и сам в скором времени буду обречён разделить участь вашего отца.

— А с чего вы взяли, что мне не будет нужен ваш кошелёк? Что вы сможете положиться на меня? Что, если я буду разбрасываться деньгами с вашей кредитки быстрее, чем любая из охотниц за деньгами?

— Нет, не будете, — самоуверенно улыбается. — Иначе уже давно приняли бы моё предложение.

Тяжело вздыхаю, потому что не только я изучила характер оппонента — мужчина тоже кое-что видел.

Но далеко не всё.

Перевожу взгляд на родителя, и от его вида у меня сжимается сердце. Папа допустил много ошибок в своей жизни — доверялся не тем людям, принимал ошибочные решения, от которых теперь страдает не только он — но такое его наказание точно несоразмерно преступлениям. Да и он не из того теста — на улице ему попросту не выжить.

— Ты всю жизнь заботился обо мне, — говорю тихо сквозь слёзы. — Теперь моя очередь.

Папа впервые за вечер открыто смотрит мне в глаза и сжимает мои руки в своих.

— Прости меня, дочка. Я понятия не имею, о чём думал, и как мог допустить такое.

Бросаю косой взгляд на незнакомца — сдаётся мне, я знаю, как.

Глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться, хотя о каком спокойствии теперь может идти речь…

— Что теперь жалеть о том, что произошло? Этот дом и ты — всё, что у меня осталось; я должна сохранить хотя бы вас двоих, потому что в моей жизни вряд ли появиться что-то ещё.

Вытираю слёзы и поднимаюсь на ноги, потому что не собираюсь встречать свою судьбу, стоя на коленях, и мужчина поднимается следом.

— Я согласна. — Протягиваю ему руку; он фыркает с таким видом, будто и не ждал другого ответа, и надевает кольцо на мой безымянный палец, которое оказывается слишком велико. — Только уясните для себя одну вещь: вы меня совершенно не знаете. Не нужно делать вид, что вы всё знаете наперёд в отношении меня или можете с уверенностью сказать, как я поступлю в той или иной ситуации. Я — не вы, и судить меня по себе не нужно. И это, — показываю ему болтающееся на пальце кольцо, — прямое тому доказательство.

Пару секунд незнакомец внимательно смотрит прямо мне в глаза, отчего у меня начинает кружиться голова, и неожиданно