Это случилось, а значит я умру. Не знаю, как так получилось, но я придумал слово, которым можно убить. Теперь я вынужден беспрерывно контролировать свои мысли и слова, каждую секунду подвергая их цензуре. Я прекрасно понимаю, что однажды все-таки произнесу это слово вслух или про себя, и единственная цель моей жизни – оттянуть момент смерти.

Об этом я думал, когда прощался с клиентом и выходил на улицу. Меня чуть не сбил грузовик, обдавший пылью и даже не повернувшийся посмотреть, все ли со мной в порядке. Впрочем, что за идиотское олицетворение? Грузовики не умеют поворачивать головами. Не вздумай предложить что-нибудь подобное клиенту, тебя сразу примут за шута.

Моя работа – поиск правильных слов, составление текстов и бумаг: чтобы компании дали грант, субсидию, не придрались, не наехали, чтобы продукт купили, а потом не предъявляли претензий. Копирайтер? Можно сказать и так, но как вы уже поняли, я составляю в том числе и документы, и технические задания, и много чего еще. Даже не знаю, как эта профессия называется на рынке. Я фрилансер, заказчики находят меня сами, потому что я делаю все безупречно, никто не жалуется, все довольны. Сам себя я в шутку называю мастером над словом, насмотрелся сериалов, в одном услышал словосочетание «мастер над монетой», мне понравилось.

Клиент, от которого я только что вышел – крупная контора по производству памятников. Никогда не любил ритуальные услуги, от них мурашки по коже, особенно теперь, когда я сам в любую секунду могу отправиться на тот свет.

Моя фамилия Новожилов, а имя вам знать необязательно. Характер у меня резкий, если начнете спрашивать, просто пошлю и все. Я и думать бы обо всем этом не стал, тоже мне радость – мусолить в голове всякую чушь, но приходится: надо постоянно забивать голову мыслями, иначе на ум сразу придет это слово. И зачем я его только придумал, как так получилось, сам не знаю.

То, что вы читаете, это мои мысли, разговор с вами и самим собой. Вы – мой воображаемый друг, что ли. Я бы даже сказал, спаситель. Звучит глупо, сам не рад, но другого выхода у меня нет – лучше быть дураком, чем мертвецом. Надо постоянно о чем-то думать, сон – единственный отдых. Хотя кто знает, может, если слово придет ко мне во сне, я уже не проснусь.

Открыл дверь старого «гольфа». Каждый раз при виде этой машины радовался, что ее не забрал эвакуатор. На пассажирском сиденье сидела Инна, она всегда была там, иногда это просто выводило из себя.

– Представляешь, они их заранее делают, – сказал я, поборов приступ гнева.

Завел машину, дотронулся до зеркала заднего вида, именно дотронулся, потому что настроено оно всегда идеально, на вдохе посмотрел в правое боковое зеркало, на выдохе в левое. Это один из моих бесконечных обязательных ритуалов. Если не выполню этот – разобьюсь. Инна знает, она видела.

– Зачем заранее? – спросила она.

– Оказывается, так выгоднее. Заказывают сразу большую партию на популярные фамилии. Кузнецовых много.

– Новожилов тоже есть?

– Нет, все-таки редкая фамилия. Кузнецов, Акимов, Петров – такие.

– А от тебя что требуется?

– Да как обычно.

«Как обычно» – значит описать нужными словами деятельность компании, найти такие слова, чтобы понравились всем: покупателям, инвесторам, госорганам, самим владельцам, иногда каким-то бандитам.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? – спросил Инну, она хитро пожала плечами, будто не знала, хотя это просто была такая игра – прогонять одни и те же диалоги изо дня в день, пока едем в машине. – Нравится, что ты не глупая.

– Да есть и поумнее, – она всегда как бы сопротивлялась.

– Не неси чушь. Вчера в «Словах» еще раз убедился, какие вокруг идиоты.

«Слова» – модный книжный магазин, там есть некоторые книги, которые нужны мне для работы. Приходится заходить, хотя люди там – настоящие павлины, каждого из них ненавижу, такие смешные, строят из себя умных. «Я читаю “Галактику Гутенберга” и Освальда Шпенглера, я такой интеллектуал». «Да пошел ты», – так и хочется сказать и плюнуть в лицо. Я сам читаю всю эту дрянь, но исключительно для работы, никакого удовольствие изучение трудов пафосных кретинов мне не доставляет. Вкусную шаверму я уважаю куда больше, чем какого-нибудь Маршалла Маклюэна. А если вы фанат Андрея Тарковского, лучше не попадайтесь мне на глаза, вы вне шкалы напыщенности, улетели за грань, в открытый космос глупости, рвите там желтые одуванчики, чтобы в кадре не было желтого. Уйдите в открытый космос навсегда, наслаждайтесь его красотой и тем, что там ничего не происходит.

Что-то я раздухарился.

– Что случилось в «Словах»? Я тебе расскажу, что. Одна девушка взяла книгу и спросила своего парня, какой тут перевод. Я даже голову не поднял, не посмотрел на нее, но отметил про себя: «Ого, ее беспокоит, кто переводчик, видимо, разбирается». Потом она вдруг спрашивает: «А что это за писатель?» Парень ей отвечает: «Алехандро Ходоровски, но он не писатель, а режиссер». «Это чей?». Так и спросила, «это чей». «Мексиканский». Тут я понял, что она не очень-то разбирается, и он тоже, потому что Ходоровски – чилиец с еврейскими корнями. Через какое-то время эта девушка берет другую книгу и спрашивает: «Почему тут так странно?». «Это Джек Керуак, у него такой способ писать. Поток сознания, без запятых». «Может быть, он просто не знал пунктуации». Тут я понял, что она полная дура, каких поискать. Вот тварь!

Ударил по тормозам, какой-то идиот на «ауди» злостно подрезал меня.

– Тварь! – заорал я на него. – Чтоб тебя на перевале Дятлова разорвало!

Извините, иногда я завожусь и не могу себя контролировать. На самом деле я достаточно интеллигентный человек, мне тридцать лет, раньше был худым, потом располнел, у меня живот, иногда беру складки со всей силы, так и хочется их выдрать.

– Купят им «ауди», потом эти ездят.

– Да ладно тебе, успокойся. Мы скоро доедем?

Злобно посмотрел на Инну. Она знает, что нельзя это спрашивать. Запретная фраза.

– Ты совсем что ли?

Хорошо, давай развернемся, поедем обратно, пока недалеко уехали.

– Нельзя это спрашивать, ты же знаешь.

Вывела меня из себя.

Когда Инна спрашивает, скоро ли мы доедем, делает это так, что меня всегда пробирает дрожь. Получается зловеще, натуральный зловещий мертвец на пассажирском сиденье. Инна всегда бледная, другой быть не может. В ее положении это нормально.

– Как обычно, будем теперь тут часами кружить. Сколько у нас рекорд?

Обиделась, не отвечает.

– Давай без этого, ладно?

Главное, чтобы она не начала специально водить меня кругами. Не зря я спросил про рекорд. Сколько мы тогда катались, когда с ней случилась истерика? Зашли на шесть кругов, ехали до дома несколько часов, хотя тут всего четыре километра.