– В этом месте.

И поехали домой. «Еще прокатимся?». «Давай домой». Она так старательно выбирала одежду, так спешила уйти из дома, а теперь спешила обратно. Весь день Инна спешила. «Куда ты спешишь?». Пожала плечами, не знаю.

– Кто был в черной машине?

– Не знаю.

– Кто был в черной машине?

Инна не стала отвечать.

– Ты знаешь.

Помотала головой.

– Он убил тебя.

– Я не знаю.

– Скажи, кто.

– Ты серьезно думаешь, я знаю?

– Ты одна из них.

Я разозлился и впервые озвучил эту мысль. Признаюсь, я много раз думал о том, что Инна может быть одной из них. Три девушки, с которыми я встречался до нее, были связаны друг с другом. Одна и та же черная машина, таких случайностей не бывает. Раньше я не придавал этому значения, пока не появилось слово. Когда я придумал его, вспомнил некоторые вопросы, которые задавали мне три нимфы. Тогда они показались мне странными, теперь все встало на свои места. Они интересовались словом, пытались достать его из меня. Нимфы не знали, что тогда я еще ничего не знал о слове. Но откуда знали они? Ими руководил тот человек из черной машины. Откуда он знает про слово и зачем оно ему?

– Я не знаю.

– Знаю, что не знаешь, извини.

Нет, Инна не была одной из них, потому что в тот день все случилось именно так. Лучше бы она была одной из них.

В тот день я повернул по стрелке на зеленый. У меня сработало напоминание, телефон был у Инны в руках. «Надо заех…». Я увидел черную машину, летевшую на нас. Думаю, это была именно та машина.

– Почему?

– Думаю.

– Откуда эта уверенность?

– Не уверенность. Думаю.

– Тогда твои ритуалы точно не виноваты.

Не знаю. Может, я все это выдумал, и не было никакой черной машины. Я уже сам не знаю, чему верить.

Зашли на седьмой круг. Еще чуть-чуть, и мы вернемся домой.

Все случилось очень быстро. Белая машина подрезала меня, пришлось ударить по тормозам. Я сразу посмотрел на номер и понял, что это не случайно. Их было двое, они вылезли с разных сторон. Двигались очень быстро, мне показалось, что у них тела львов и головы людей. Первый замахнулся битой и ударил по лобовому стеклу, второй попытался открыть пассажирскую дверь.

– Ноги!

Я достал из-под сиденья Инны арбалет. Лобовое стекло треснуло, я направил арбалет в нужное место и поразил первую цель.

– Где второй?

Его не было видно, он куда-то пропал.

– Только что был.

– Поехали.

Как? Белая машина преградила путь, объехать невозможно, встала так, что заняла всю узкую дорогу. Мой «гольф» не сможет протаранить ее. Сдавать назад, развернуться? Других машин нет. Выйти и сдвинуть, убрать с пути?

Еще один удар по лобовому стеклу. Откуда он взялся? Я направил арбалет и пустил стрелу мимо, он успел увернуться и снова исчез из вида. На стекле теперь была огромная трещина, я удивлялся, как оно вообще выдержало два размашистых удара битой.

Я хотел выйти и пустить третью стрелу точно в цель, но даже в такой ситуации помнил, что нельзя выходить из машины. Выйду и все кончится, сначала надо завершить путь.

Он забрался на крышу и скреб по ней своими когтями, потом начал бить, но кроме небольшого искажения металла ничего не происходило, «гольф» держал оборону, я чувствовал, что это наша крепость, и пока мы в ней, ничего не случится.

Он прекратил бить и снова пропал, я не видел его в зеркалах. Я стал резко сдавать назад. Мы были в том месте, где мальчики били по мячу и попадали в машину, а сейчас здесь находились только мы, больше никого.

Что-то ударило снизу, через секунду он прыгнул на капот, размахнулся и снова хотел бить. В одной руке я держал руль, в другой арбалет. Я не прицеливался, выстрел попал в нужную точку. Нападавший отлетел назад и скорчился на асфальте.

Я еще раз посмотрел на номер. Да, он совпадал с номером черной машины.

– Эти.

Я сдавал назад, свернул во дворы, мы были в безопасности. «Гольф» немного пострадал, ничего критичного.

– Мы свернули.

Значит, не завершим седьмой круг, домой придется возвращаться другим путем, там не проехать, белая машина.

– Мы не вернемся.

– Ерунда.

– Это другой путь.

– Нет.

Почему ерунда? Почему «нет»?

Есть другие дороги, да хоть эта, через дворы.

– И вернемся на ту же улицу.

– Хорошо.

– Так просто?

– Да.

Она права, едем и все, не надо ничего выдумывать. Пора вернуться домой.

– И ты меня отпустишь?

– Отпущу.

Но я не хочу, чтобы она меня отпускала.

Помоги мне, не способному самому сделать выбор, решиться и вернуться туда, куда без тебя вернуться нет сил, и не дай малодушию взять верх над решимостью, помоги в готовности сделать то, что всем сердцем не желаю.

– Не хочу.

Инна достала коробку из бардачка и высыпала маленькие кубики с буквами.

– Это что?

Я знал, что это. Иногда мы играли в эту игру, составляли слова из выпавших букв.

– Давай.

Я не думал, слова сами возникали в голове.

– Гордыня.

Да, гордыня.

Я придумал эту фразу еще в детстве и повторял ее всегда, когда со мной кто-то соперничал.

Ты будешь первым, как Роберт Скотт.

Все знают эту историю, да? Но я хочу рассказать другую.

У меня не было друзей, эту роль исполнял воспитатель. За эту роль он бы не получил статуэтку.

Мне исполнилось двенадцать, отец придумал игру, в которую я погрузился с головой. Воспитатель был моим соперником. «Этот?» – спросил и рассмеялся. Я считал себя значительно лучше и умнее воспитателя.

Это было настоящее расследование. Отец предложил нам загадку. «ИМЯ библейского патриарха возвышается меж тысячелетних гостей, смотрящих друг на друга и нашедших покой меж двух улиц с четырьмя именами».

Сначала я подумал: «Чего?». Потом передал задание воспитателю. Он ухмыльнулся, как будто сразу нашел ответ. «Сколько у нас времени?». «Времени?». «Да». «Никакого времени. В этой игре время не имеет значения. Кто первым найдет слово, того я объявлю победителем».

Мы начали поиск. Я был уверен, что найду первым. «Поиск слова? Увлекательную игру выбрал ваш достопочтенный отец, очень увлекательную, мой инфант. Интересно, он сам или ему подсказала ваша мадам мадре».