* * *

Этой эпохе посвящено больше научной, учебной и художественной литературы, чем всей остальной отечественной истории вместе взятой. В советские времена целые академические институты десятилетиями занимались «историей революции» – в сущности, очень коротким периодом.

Канва событий хорошо известна российскому читателю со школы и может быть изложена в одном предложении.

Самодержавная монархия не выдержала испытаний, которые обрушил на нее двадцатый век; одолеваемая внутренними противоречиями, она распалась в ходе общемирового кризиса – Первой мировой войны.

Поэтому главной своей задачей я считаю не пересказ фактов, знакомых аудитории, а анализ причин, по которым разразилась мегакатастрофа. Под таковой я имею в виду не падение монархии, а полный коллапс российского государства и последовавшую затем череду трагических потрясений.

Крах государства – вероятно, худшее, что может произойти со страной. У нас такое случалось дважды: в начале XVII века, когда весь тогдашний уклад рассыпался и Россия на несколько лет погрузилась в Смуту, и в начале XX века, когда произошло то же самое, только в неизмеримо большем масштабе.

Около восьми миллионов людей погибли от насилия, лишений и эпидемий во время Гражданской войны; около семи миллионов крестьян были заморены голодом в результате «коллективизации»; около шести миллионов были арестованы (из них 700 тысяч казнены) в годы террора; целые нации отправились в ссылку; народ попал в гораздо худшее угнетение, чем при царизме, свергнутом во имя народной свободы.[1]

Пожалуй, можно сказать, что предыдущие тома моей «Истории» являлись не более чем подготовкой к этому главному тому, ради которого и затевался весь проект. Мне хотелось разобраться в причинах гибели государства, не вставая ни на одну из сторон, чтобы не утратить объективности. Была – и остается – надежда, что если правильно проанализировать анамнез болезни, то, может быть, удастся с ней справиться при следующем обострении. А болезнь никуда не делась, страна по-прежнему нездорова – мы все это знаем.

Поставленная задача определила непривычную композицию книги. Она разделена на две половины, устроенные по-разному.

Первая часть называется «Букет болезней», потому что таковых было несколько. Среди них имелись врожденные или приобретенные естественным образом – вследствие специфики российского государственного устройства. Были «болезни роста» – вполне универсальные, присущие в то время всем развивающимся странам. Наконец, в 1914 году разразилась «пандемия», общий кризис западной цивилизации, приведший к мировой войне. Глобальное сотрясение погубило несколько государств с ослабленной сопротивляемостью организма, и раньше всех Россию.

Во второй половине книги излагается – в хроникальной манере, от года к году – «клиническая картина», приведшая к летальному исходу. Предварительно разобравшись во внутренних причинах происходящих процессов, читатель сможет лучше ориентироваться в хаосе стремительных событий. При желании том можно читать в обратной последовательности: сначала последнюю часть, описательную, а потом, «уже зная сюжет», – первую, аналитическую.

Много места в томе уделено попыткам лечения больного государства.

«Терапий» было три: охранительно-государственническая, прогрессивно-либеральная и революционная. У каждого из «докторов» были свои резоны и своя правота – но были и свои дефекты.

«Государственники» в целом лучше понимали человеческую природу и законы управления обществом, потому что обладали опытом власти, здравым смыслом и сознавали ответственность за страну. Однако к XX веку самодержавная система, за которую упорно держались «государственники», стала чересчур архаичной, она плохо соответствовала реалиям нового времени, ослабляла Россию, тормозила ее развитие. Попытки сохранить этот устаревший строй были заведомо обречены.

«Либералы», тогдашние властители дум, руководствовались высокими идеями человеческого достоинства, свободы, народовластия, но, не имея практических навыков государственного управления, плохо представляли себе практические последствия своих прекраснодушных проектов.

«Революционеры» в основной своей массе (этот лагерь довольно пестр) были смелыми, самоотверженными людьми, которые тоже вдохновлялись очень красивыми идеями – идеями коммунизма, тогда еще не скомпрометированного. Как ни странно нам сегодня это сознавать, но у большевиков до революции была неплохая общественная репутация, ведь они не делали ставку на террор, как эсеры, не шли на компромиссы с царизмом, как либералы, и чуть ли не единственные выступали против мировой войны. Однако, как мы увидим, истинная роль революционных партий в крахе государства оказалась не столь уж велика. Поэтому – вопреки сложившейся традиции – я уделю в книге очень немного внимания Ленину и его соратникам. Если бы данный том охватывал события всего семнадцатого года, вплоть до Октября, нужно было бы, конечно, подробно осветить всю эволюцию РСДРП, но для рассказа о Февральской революции эти знания нам не понадобятся. Монархию свергли не революционеры.

Ни один из трех рецептов России здоровья не принес. Может быть, не то и не так лечили?

В оправдание последнего самодержца можно сказать, что главные недуги его империи были наследственными. Первая болезнь, врожденная, имела тот же возраст, что и государство, – четыреста с лишним лет.

Здание, построенное во второй половине XV века отцом-основателем российского государства Иваном III, основывалось на жесткой централизации власти, которая в тогдашних условиях и тем более в последующие века обеспечивала сохранность обширной, разноукладной и разноплеменной страны.

Я называю эту модель «ордынской», потому что Иван Васильевич позаимствовал ее в Золотой Орде, у монголов.

Государство «ордынского» типа – это очень сильный механизм. Главный его принцип – сверхцентрализация и единство управления – подкрепляется еще тремя «опорными колоннами», каждая из которых необходима, чтобы конструкция не рассыпалась. Это обожествление Государства как сверхидеи; сакрализация фигуры правителя; верховенство административной власти над законами. Нарушение или ослабление любого из несущих элементов подвергает всё строение риску разрушения.

В течение примерно полутора веков эта модель обеспечивала московскому государству преимущество над рыхлыми соседними державами, и оно быстро росло. Но «ордынскость» имеет и свои минусы. Первый распад российского государства, Смута, был вызван разрушением сакральности царской власти – пресеклась династия Рюриковичей. Потом, на протяжении всего семнадцатого века, пришлось эту опору восстанавливать, постепенно возвеличивая царей новой династии, Романовых.