АСЕЕВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ

БАЖОВ ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ

БАРТО АГНИЯ ЛЬВОВНА

ВАСИЛЬЕВ СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ГЕРАСИМОВ СЕРГЕЙ АПОЛЛИНАРЬЕВИЧ

ГЛАДКОВ ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ

КАРАВАЕВА АННА АЛЕКСАНДРОВНА

КАРИМ МУСТАЙ

КАССИЛЬ ЛЕВ АБРАМОВИЧ

КЯРНЕР ЯАН

ЛЬВОВ МИХАИЛ ДАВЫДОВИЧ

ЛЯШКО НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ

НИКУЛИН ЛЕВ ВЕНИАМИНОВИЧ

ПАНОВА ВЕРА ФЕДОРОВНА

ПАНФЕРОВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ

ПЕРВЕНЦЕВ АРКАДИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ

РУЧЬЕВ БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ

СЛАВИН ЛЕВ ИСАЕВИЧ

СМУУЛ ЮХАН ЮРЬЕВИЧ

СУРКОВ АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ТАТЬЯНИЧЕВА ЛЮДМИЛА КОНСТАНТИНОВНА

ФЕДОРОВ ЕВГЕНИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ШАГИНЯН МАРИЭТТА СЕРГЕЕВНА

УРАЛ ГРОЗНЫЙ

Челябинск

Южно- Уральское книжное издательство

1982

ББК 84Р7

У68

Составитель, автор вступительной статьи, сведений об авторах произведений, вошедших в сборник, и примечаний А. А. ЗОЛОТОВ

Урал грозный: (Сб. произведений сов. писателей) /Сост. А. А. Золотов.— У68 Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во,

1982.—648 с.

В пер.: 2 р. 20 к.

В сборник включены стихи, поэмы, очерки, рассказы, отрывки из повестей и романов известных советских писателей о героическом труде уральцев в тылу, мужестве, проявленном ими на фронтах Великой Отечественной войны, об истоках уральского характера.

Написанные очевидцами и участниками событий грозных военных лет и в большинстве своем тогда же увидевшие свет, эти произведения не утратили своего значения и в наше время.

ББК 84Р7 Р2

Южно-Уральское книжное издательство, 1982.

СТАРОЕ, НО ГРОЗНОЕ ОРУЖИЕ

Летом 1944 года в небольшом городке на Каме шел концерт мастера художественного слова Сергея Балашова.

Единственный зал, не занятый под нужды военного производства, был заполнен до отказа. «Все для фронта, все для победы!», «Тыл и фронт — едины!» — гласили лозунги на стенах.

Только что вернувшийся с фронта артист вышел на сцену, держа в руке какую-то книгу. Он поднял ее, и все увидели, что поля книги обуглены.

— Это том Пушкина,— пояснил Балашов затихшему залу.— Я подобрал его в освобожденном городе, на пепелище. Фашисты — враги человечества, враги культуры, они уничтожают самое святое.

И, раскрыв книгу, начал читать:

Иль мало нас? Иль от Перми до Тавриды, От финских хладных скал До пламенной Колхиды, От потрясенного Кремля До стен недвижного Китая, Стальной щетиною сверкая, Не встанет русская земля?

Помнится, всех поразило тогда, насколько к месту пришлись пушкинские строки, казалось, написанные недавно, про эту войну.

Так высылайте ж нам, витии, Своих озлобленных сынов: Есть место им в полях России, Среди нечуждых им гробов!

Долго в тот вечер не отпускали Сергея Балашова, прося еще и еще читать Пушкина, Лермонтова, Твардовского, Симонова, Суркова... Вместо цветов по рядам передали на сцену невесть откуда взявшуюся в зале корзину земляники — ее много водилось в окрестных лесах...

Тыл и фронт в годы войны были действительно едины. Подвигу, свершаемому на фронте, был под стать подвиг тех, кто, не зная устали, работал на победу в тылу. И роль связного между ними часто играла книга, которая, по словам А. Н. Толстого, пошла в окопы и на заводы, стала живым и непосредственным голосом воюющего народа.

Более тысячи писателей находились в рядах действующей армии, около трехсот из них пали на поле боя. Сотни литераторов продолжали свое нелегкое дело — создание художественных произведений — в тылу.

Большая группа их работала на Урале. За годы войны известными советскими прозаиками и поэтами, равно как и местными литераторами, были созданы десятки книг о рабочем крае, его людях. Многие из этих изданий не утратили своего значения и по сей день.

...Каждую ночь из столицы на Восток уходили эшелоны: эвакуировались московские заводы, организации, учреждения.

С тревогой вглядывались люди в окна вагонов, нелегкие мысли одолевали их: «Как дела на фронте?», «Удастся ли составу уйти от «юнкерсов»?», «Что ждет за Волгой, на Урале?».

А мимо проплывали заснеженные поля. Иногда в темноте угадывались дома с затемненными окнами: мрак, два с лишним года назад поглотивший Европу, перекинулся и на нашу землю, погасив мирные огни.

Поезд, в котором ехала Анна Александровна Караваева, шел уже вторые сутки. Прислушиваясь к говору попутчиков, писательница тоже глядела в темноту, которой казалось не будет конца. И тут...

«За черной кромкой леса что-то сверкнуло падучей звездой... Вот сверкнуло опять!.. Затемнелось какое-то строение, звезда скрылась... и вдруг — засияла. Огонь! Огонь!.. То был огонь в окне маленького домика на тихом разъезде. Он сиял, разбрасывая во все стороны широкие лучи, от которых волнистый ковер первого снега искрился, как парча,— все кругом словно ожило. Огонь в окне маленького домика показался мне огромным, высоким, он доставал до облаков, которые будто посветлели от этого зимнего сияния.

Поезд мчался все дальше вперед, леса снова обступили нас, непроглядные, полные холода и ветровой, уже зимней мглы, но нет, нас не запугаешь: впереди пойдут теперь огни, огни!» (Очерк «Огни»).

Глубокий, символический смысл открылся Караваевой в этих огнях. Они напомнили, что страна наша необъятна и могуча, вселили в людей надежду, веру в то, что черной ночи фашизма придет конец...

Всю войну не знали затемнения (светомаскировка была опробована, но, к счастью, не пригодилась) уральские города. Тем, кто приезжал сюда