БАЖОВ П. П.

Бажов Павел Петрович (1879— 1950) — русский советский писатель.

Родился в Сысерти, близ Екатеринбурга (Свердловск), в семье рабочего. По окончании пермской духовной семинарии учительствовал, странствовал по Уралу.

Печататься начал с 1913 года, первый газетный материал — статья о писателе Д. Н. Мамине-Сибиряке.

Принимал участие в февральской буржуазной-демократической революции. Был избран в члены Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Работал редактором газеты в Камышлове. В 1918 году вступил в партию большевиков.

Во время гражданской войны Бажов записывается добровольцем в Красную Армию, участвует в боях с белогвардейцами. Под Пермью попадает в плен, но совершает побег.

Оказавшись в Усть-Каменогорске, Бажов становится одним из руководителей подпольной большевистской организации. После освобождения города от белых заведует отделом народного образование, одновременно редактируя местную газету.

Перенеся тяжелую болезнь, Павел Петрович возвращается на Урал. Здесь вновь занимается газетной работой: редактирует газету в Камышлове, работает ответственным секретарем «Крестьянской газеты» в Свердловске.

В двадцатые-тридцатые годы выходят в свет историко-публицистические книги Бажова: «Уральские были», «К расчету», «Бойцы первого призыва» и др. Однако главное дело его жизни еще впереди. Это — сказы, к работе над которыми Павел Петрович приступает в середине 30-х годов. Его книга «Малахитовая шкатулка», вышедшая в 1939 году в Свердловске, вскоре была переиздана в столице. Именно она приносит автору широкую известность и любовь читателя.

Во время Великой Отечественной войны Бажов возглавляет Свердловскую областную писательскую организацию, одновременно являясь редактором журнала «Уральский современник». Общепризнанный литературный старейшина Урала Павел Петрович много сил отдает молодым писателям, влияние его на литературу края трудно переоценить.

«Административное деление для него в счет не шло,— вспоминала часто встречавшаяся с Бажовым в те годы Л. К. Татьяничева. — Павел Петрович бывал и в Челябинске, и в Перми, и в Златоусте, и в Каслях, и в Нижнем Тагиле. Беседовал в малых и больших коллективах начинающих литераторов и профессиональных писателей.

— На чернильницу надеяться нечего,— говорил он,— да и воображение не на пустом месте возникает. Жизнь надо знать досконально. Вот задача задач!»

Большую помощь оказывал Бажов и писателям, эвакуированным на Урал: в Свердловске многие из них смогли издать свои книги, печатались в литературно-художественных сборниках, в «Уральском современнике».

Во время войны Павел Петрович создал многие известные свои сказы. Впитав язык и колорит уральских народный преданий, они воплотили философские и этические идеи современности. Хорошо об этом сказала писательница Лидия Сейфуллина: «Многокрасочный наш Урал в восприятии человека нашей эпохи дал нам П. П. Бажов».

В 1943 году за «Малахитовую шкатулку», пополненную новыми циклами — сказами о Ленине, о русских сталеварах и чеканщиках, горняцкими сказками, «Сказами о немцах», в которых высмеивалось низкопоклонство царских сатрапов перед иностранцами, Павлу Петровичу Бажову была присуждена Государственная премия СССР.

ИВАНКО КРЫЛАТКО[2]

Про наших Златоустовских сдавна сплетка пущена, будто они мастерству у немцев учились. Привезли, дескать, в завод сколько-то немцев. От них здешние заводские и переняли, как булатную сталь варить, как рисовку и насечку делать, как позолоту наводить. И в книжках будто бы так записано.

Только этот разговор в половинку уха слушать надо, а в другую половинку то лови, что наши старики сказывают. Вот тогда и поймешь, как дело было,— кто у кого учился.

То правда, что наш завод под немецким правленьем бывал. Года два ли, три вовсе за немцем-хозяином числился. И потом, как обратно в казну отошел, немцы долго тут толкошились. Не дом, не два, а полных две улицы набилось. Так и звались: Большая Немецкая — это которая меж горой Бутыловкой да Богданкой — и Малая Немецкая. Церковь у немцев своя была, школа тоже, и даже судились немцы своим судом.

Только и то надо сказать, что других жителей в заводе довольно было. Демидовкой не зря один конец назывался. Там демидовские мастера жили, а они, известно, булат с давних годов варить умели.

Про башкир тоже забывать не след. Эти и вовсе задолго до наших в здешних местах поселились.

Народ, конечно, небогатый, а конь да булат у них такие случались, что век не забудешь. Иной раз такой узор старинного мастерства на ноже либо сабле покажут, что по ночам тот узор тебе долго снится.

Вот и выходит — нашим и без навознóго немца было у кого поучиться. И сами, понятно, не без смекалки были, к чужому свое добавляли. По старым поделкам это въявь видно. Кто и мало в деле понимает, и тот по этим поделкам разберет, походит ли баран на беркута,— немецкая то есть работа на здешнюю.

Мне вот дедушко покойный про один случай сказывал. При крепостном еще положении было. Годов, поди, за сто. Немца в ту пору жировало на наших хлебах довольно, и в начальстве все немцы ходили. Только уж пошел разговор — зря, дескать, такую ораву кормим, ничему немцы наших научить не могут, потому сами мало дело понимают. Может, и до высокого начальства такой разговор дошел. Немцы и забеспокоились. Привезли из своей земли какого-то Вурму или Мумру. Этот, дескать, покажет, как булат варить. Только ничего у Мумры не вышло. Денег проварил уйму, а булату и плиточки не получил. Немецкому начальству вовсе конфуз. Только вскорости опять слушок по заводу пустили: едет из немецкой земли самолучший мастер. Рисовку да позолоту покажет, про какие тут и слыхом не слыхали. Заводские после Мумры-то к этой немецкой хвастне безо внимания. Меж собой одно судят:

— Язык без костей. Мели, что хочешь, коли воля дана.

Только верно — приехал немец. Из себя видный, а кличка ему Штоф. Наши, понятно, позубоскальничали маленько:

— Штоф не чекушка. Вдвоем усидишь, и то песни запоешь. Выйдет, значит, дело у этого Штофа.

Шутка шуткой, а на деле оказалось — понимающий мужик. Глаз хоть навыкате, а верный, руке с инструментом полный хозяин и на работу не ленив. Прямо сказать, мастер. Одно не поглянулось: