Шура Наполеонов стоял у окна и смотрел на крупные хлопья падающего снега.

Слабые отблески неровного сияния уличных фонарей делали сквер перед отделением полиции похожим на волшебное заснеженное царство сказочных грез. Смутные очертания посеребренных деревьев и кустарников казались удивительными созданиями, готовыми вот-вот ожить при прикосновении лунного луча.

Экзотическими животными застыли скамейки, утопающие в снегу, легкий снегопад завораживал прозрачностью.

Над чашей спящего фонтана клубились серебряные искры. Забавлялся ли таким образом ветер, или некто иной, невидимый, блуждал в заснеженном сквере…

– Кажется, я разомлел от тепла, – подумал Шура, отворачиваясь от окна.

Градоначальник в этом году, действительно, не оплошал, и в помещениях было не просто тепло, а даже душно. В то время, как некоторые города заснеженной России замерзали, родной город Шуры мигал сонными окнами прогретых квартир.

Морозы не ослабевали уже больше месяца, и выходить на улицу не хотелось, особенно ночью. Но Шура Наполеонов не расслаблялся. Он не первый год служил в полиции и не помнил, чтобы хоть одно дежурство прошло спокойно.

Шура прошелся взад-вперед по помещению и уселся за пульт оперативного дежурного. На часах было 24.00. Спать не хотелось. Сказывалась привычка к ночным бодрствованиям.

Шура – по паспорту Александр Романович Наполеонов, – несмотря на нелегкий характер, маленький рост и непривычную для российского гражданина фамилию, довольно быстро дослужился до капитана и пользовался уважением среди сослуживцев.

Эксперт Афанасий Гаврилович Незовибатько отбросил в сторону надоевшую газету и сладко потянулся.

– Ну и погодка сегодня, – проговорил он, – прямо-таки ночь перед Рождеством!

– Ага, сколько живу, такой красоты не помню, – охотно отозвался самый младший из них – Валерьян Легкоступов, первоклассный фотограф.

Что привело его в полицию? Романтика… А может, тяга к справедливости.

Судмедэксперт Руслан Каримович Шахназаров на миг поднял глаза от книги. Улыбка, скользнув по его губам, спряталась в густых черных усах.

– А снег-то какой скрипучий! – продолжал восхищаться Афанасий Гаврилович, – вроде никто и не ходит под окном, а снег сам по себе скрип да скрип! Прямо как в детстве в Полтаве! Хаты в снегу утонули… Ночь ясная… Звезды громадные… И висят низко, точно яблоки наливные. Поднимись на крышу и собирай, сколь душе угодно.

– А как же Солоха? – встрял Легкоступов.

– Что Солоха? – изумился Афанасий Гаврилович.

– Ну, она же месяц украла и стало темно во всей Диканьке.

– Это не Солоха, – не выдержал старший лейтенант Аветик Григорян.

– Кто же?!

– Чубайс! – на полном серьезе заявил Шура Наполеонов, – вырубил свет и все!

– Слава Богу, до месяца Чубайс еще не дотянулся, – важно заметил Афанасий Гаврилович, – так что, хлопцы, это был черт.

– Да! – выдохнули все разом.

И в это время раздался звонок на пульт оперативного дежурного.

– Легок на помине, – пробормотал Незовибатько.

– Да? – схватил трубку Наполеонов.

– Алло! Полиция?! – раздался в трубке хриплый голос, – у нас, кажется, убийство. Приезжайте быстрей!

– Ваш адрес и имя.

– Ах, да. Парковая, 38. Замятин Владимир Львович.

– Кто потерпевший?

– Приезжайте скорей!

На том конце провода бросили трубку.

– Черт! – выругался Шура.

– Вот-вот, – пробормотал Незовибатько.

Полицейские вышли на улицу.

Уже никто не обращал внимания на красоту зимней ночи, хотя снег по-прежнему горел серебряной парчой и мелодично поскрипывал под ногами. Месяц с неба никто не похитил, он ярко освещал медленно кружащиеся снежные звездочки и озабоченные лица оперативников, спешащих к «уазику».

Через минуту полицейский автомобиль тронулся с места.

Несмотря на заносы на дорогах, до Парковой, 38 они добрались за двадцать минут.

Улица состояла из двух– и трехэтажных особняков. Люди в них жили далеко не бедные. Тополя, дремавшие по обеим сторонам дороги, встрепенулись и расступились. За высокими заборами залаяли волкодавы.

Ворота перед домом № 38 были распахнуты.

– Приехали, – бросил Легкоступов. «Уазик» остановился.

По расчищенной до крыльца дороге опергруппа подошла к дому. Безмолвствовал утопающий в снегу сад. На крыльце никого не было. Эксперт нажал на звонок.

– Открыто, – донесся голос из глубины дома. И кто-то вышел навстречу приехавшим полицейским. Это был молодой мужчина с довольно правильными чертами лица и темными волосами.

– Идемте, пожалуйста, – он махнул рукой, – она на втором этаже.

– «Скорую» вызвали? – спросил Наполеонов.

– Да, она не понадобилась. Уже уехали.

Опущенные плечи явно уменьшали рост мужчины.

На втором этаже все двери, кроме одной, распахнутой настежь, были закрыты.

– Вот, – устало выдохнул мужчина и прислонился к косяку.

На кровати лежала красивая девушка в светло-коричневом брючном костюме. Казалось, что она спала…

Ни единого пятнышка крови, ни беспорядка в одежде.

Наполеонов предъявил удостоверение.

– Вы хозяин дома? – спросил он. – Ваше имя?

– Хозяин дома – мой отец, Замятин Лев Наумович.

– Звонили вы?

– Да. Я – Замятин Владимир Львович.

– Кем приходится вам потерпевшая?

– Она… она, – мужчина судорожно вздохнул, – моя невеста.

– И что случилось?

– Не знаю. Но… но… она умерла! – сорвался он на крик.

– Есть еще кто-нибудь в доме?

– Да, мой отец и…

Замятин закрыл лицо руками и, не стесняясь присутствующих оперативников, зарыдал.

– Что? Что теперь будет? – прорывалось сквозь рыдания, – все рухнуло! Все!

– Успокойтесь, – Наполеонов дотронулся до плеча мужчины, – возьмите себя в руки.

– Да, да, я сейчас. Простите. Лена, она…

– Ваша невеста, – продолжил Наполеонов. – В доме находится ваш отец. И кто еще?

– Моя мачеха. С ней нервный припадок. Лена была ее давней подругой. Они и в школе вместе учились.

– Так, – подумал Наполеонов, – у Замятина-старшего молодая жена. А вслух спросил: – Ваш отец в комнате жены?