С крыши двенадцатиэтажки, словно сквозь туман, пробивались только разноцветные блики. Город вдалеке – лишь огромная бесформенная тень, капля краски, размытая водой. Но чем ближе я смотрел, тем яснее становилась картинка. Люди около дома походили на маленьких мошек, копошащихся в своих колесницах, общающихся и гуляющих по улицам, полным навоза. Впрочем, если подумать, то они его не только планомерно утаптывали, но и производили.

Но думать не хотелось. Ведь жизнь внизу кипела, а мысли были полны лишь желанием почувствовать ее. Машины мирно катились по асфальту, казавшимся идеально ровным с высоты. Дома стояли, как и раньше. Я надеялся лишь на то, что двенадцать этажей подо мной не начнут обваливаться до того, как я ступлю в пустоту.

Впервые в жизни я дошел до неопределенности грядущего. Она присутствовала и раньше, но, скорее, веселила меня, чем отягощала. Раньше я думал, что будущее уже в завтрашнем дне, а следующий год – нечто совершенно отличное от года идущего. Впереди, навеянные мечтами и детской наивностью, мне ясно представлялись деньги, девушки, известность и свобода, присыпанные блестками. Конечно, присутствовал страх неудачи, и иногда я пытался выбрать между попрошайничеством, и игрой на гитаре в переходах метро. Так, на будущее, чтобы не оплошать, если такой выбор все-таки встанет передо мной.

Этот выбор был столь же сложен, сколь и абсурден. С одной стороны, страдало чувство собственного достоинства. С другой – довольно слабые навыки игры на гитаре не позволили бы предстать перед толпой. Но в каждом из этих вариантов жертвой должна была пасть гордость.

Проблема необходимости выбора становилась все острее, чем ближе я подкрадывался к двадцати годам. Сначала меня мучали лишь предположения о дальнейшей судьбе, ведь школа не обещает ничего, отражая лишь приблизительный потенциал. И чем ближе я был к новому для меня миру, с тысячами профессий, без навыков, без наглости и целей, тем сложнее мне виделась жизнь грядущая. Университет был успокоительным недолго, накормив меня ложными представлениями о профессии, не дав, при этом ни наглости, ни цели.

Я понимал, что сам дурак. Но вместе с этим продолжал писать рассказы и раззадоривать себя наивными фантазиями о том, что моя востребованность – дело времени. И все же, предостерегающие мысли о переходе московского метро меня не отпускали. Так или иначе, после этого я возвращался в реальность. Я оглядывал комнату, вспоминал о своем умении вылезать из проблем и улыбался, предвкушая начало следующего дня. Впрочем, игре на гитаре я все же уделял часок-другой.

Удивительно, как при огромных возможностях рождается апатия и отсутствие любых целей в жизни. Ведь людям дан безграничный выбор, с оговорками, конечно, в виде умений, стремлений и, на худой конец, таланта. Но при этом никто не ограничивает человека в достижении цели. Все дороги, казалось бы, открыты. Стоит либо усердно работать, либо иметь связи, а лучше и вовсе обладать обеими суперспособностями. Ведь гениальность – не дар, а тяжелое бремя, результат выбора и плод тяжелых, порой неоправданных, усилий. Гениями, как правило, не рождаются.

Но я, в любом случае, был не из них. Я не хотел делать ничего и получать за это деньги, признание и женщин. Но почти каждый этап моей жизни вторил предыдущему, что реальность кардинально отличается от тех картинок, всплывающих в голове перед сном. О чем бы мы ни мечтали, как бы ни хотели этого, жизнь поставит подножку. Но я в это не верил. Поэтому и разрывался между реальным взглядом на будущее, и навеянной грезами надеждой.

И дело не только в работе. Желание достичь успеха в любимом деле также повлияло на меня. Я хочу, но хочу, видимо, глупо или недостаточно сильно. Потому что за пять с лишним лет ничего не поменялось, кроме ненависти к себе, ставшей ежедневным ритуалом. И только в ней я преуспел. Я давно ничего не писал, но вот, наконец, появился повод для моих раздумий – что-то вроде предсмертной записки.

И при всем этом нужно было становиться человеком. Но даже на этом поприще я потерпел кучу неудач. Лицемерие, ложь, предательство, свойственные людям, коснулись и меня, оставив яркий коричневый мазок на подкорке. Так я и пришел к неизвестности. Без целей в жизни, апатичный и плохой человек. Пускай, возможно талантливый и во многом человечный. Но уже не до этого. Цинизм или сострадание, глупость или последовательность, сила или слабость – все это уже не имеет значения.

Сейчас эта неопределенность другая, нежели раньше. Она то ли сменила прическу, то ли заразилась СПИДом. Что-то в ней точно поменялось, но я точно не знаю насколько. Сегодня она начала нашептывать мне, что миру я не нужен. Миру не нужен никто. Люди выстраивают тысячи иллюзий, чтобы оправдать свое существование. Но все всегда упирается в рамки бытовой осмысленности действий. Сознание человека – генетическая ошибка. И эта ошибка породила все существующее. Все наши взгляды, представления, слова, мысли и все, с чем ассоциируется нынешний мир. Мы – дети ошибки. А амбиции не позволяют жить в устоявшихся рутинных условиях, которые канут в лету. Хочется так, чтобы навечно. А кусать часть пирога скучно. Да, поначалу, это может радовать, но в итоге наши изнасилованные реальностью мечты приведут к тому, чем занимаюсь сейчас я. И падать будет больнее. А падать придется, так или иначе.

Что меня ждет дальше? Позади школа, университет, друзья, девушки, родители, живущие порознь. Через все это я уже прошел, и справлялся с жизненными ситуациями с переменным успехом. Но что дальше? Работа? Покупка квартиры, машины? Алкоголизм и писательство? Никаких стремлений и желаний. Как это парадоксально звучит от человека, живущего в мире возможностей и свобод. И какой бы безграничной свобода ни была, сценарии написаны, а роли распределены. И сегодня я уйду за кулисы.

Я поднимался на разные крыши. И каждый раз испытывал смешанные чувства. Первый раз я был в восторге. Я оглядывал город и мнил, как стану важной его частью. Мне были милы все дома, все люди, каждый рассвет и каждый закат. Позже я начал приглашать друзей. Я хотел, чтобы они увидели тот чудесный пейзаж, который видел я. Я хотел видеть их восхищение от того, как многолик однообразный город, когда его покидает уставшее солнце. Пусть пейзаж не менялся, но вид с каждой двенадцатиэтажки, на которую мы забирались, был уникален. И тогда я даже не думал смотреть вниз. К чему это? Пощекотать свои нервишки, разве что.

Постепенно желающих