В то утро мир выглядел особенно скверно. Стеная и охая, явыбралась на балкон с бутылкой минеральной в руке, взглянула на парк напротив,перевела взгляд на улицу и не без удовольствия констатировала:

– Ничего интересного здесь нет. – Глотнула избутылки и закашлялась – минералка оказалась чересчур холодной.

На балконе появилась такса по имени Сашка. Пес укоризненновзглянул на меня и вроде бы даже покачал головой.

– Не смей меня воспитывать, – на всякий случайпредупредила его я, – все равно слушать не буду. – Пес повернулся иушел на кухню. – Вот и правильно, – сказала я вдогонку, выпила ещеводички и пошла вслед за ним.

Сашка торопливо покинул кухню, значит, обиделся. Явздохнула, оглядываясь, надо признать: редкий свинарник. Оставила на столебутылку и побрела в ванную. Через полчаса мир уже не вызывал стойкогоотвращения, в нем даже наметилось кое-что не лишенное приятности, к примеру,кофе. Я выпила чашку, закрыла глаза и попробовала вспомнить, какой сегодня деньнедели. Вторник или среда? Среда.

Тут зазвонил телефон, и меня перекосило от отвращения. Еслиэто Дед, мой старый друг и работодатель, то лучше пойти и удавиться. Но, ксчастью, это был Борька. Голос его звучал хрипло, слова он произносил с трудом,что в общем-то понятно, раз накануне мы пили вместе.

– Ты как? – спросил он с душевной мукой.

– Уже лучше.

– А мне чего-то совсем хреново.

– Пить надо меньше, – философски заметила я.

– Ага. Или больше. Ни то ни се – хуже всего. Я чегозвоню-то… Вчера малость пошумели, а сегодня на полутрезвую голову… Слушай, утебя неприятностей не будет?

– У меня их и так полно. Одной больше, одной меньше…

– Детка, эта рыжая шмара, что в ментовке выеживалась,по-моему, журналистка. Вроде я ее уже где-то видел.

– Ну, видел и видел, – вздохнула я.

– Может, куда позвонишь на всякий случай?

– Обойдется, – отмахнулась я.

– Но…

– Угомонись ты, – перебила я, – башка болит,не загружай.

– Ну, как знаешь, – вроде бы обрадовался Борька иотключился.

А я попыталась восстановить в памяти события прошедшей ночи.События гроша ломаного не стоили, но удивительно, что они меня очень дажеразозлили, и я с горя напилась прямо-таки до безобразия.

– Надо завязывать, – мученически сказала я,особенно не веря самой себе, потом бодро поднялась, оделась и крикнула Сашке: –Хорош дуться, идем гулять.

Сашка не торопясь пошел к двери, время от времени поглядывална меня, проверяя, иду ли сзади, и тяжело вздыхал, опустив голову.

– Да ладно тебе, – буркнула я, запираядверь. – Ну, напилась, с кем не бывает? Вчера мое чувство справедливостибыло поругано. Я ж тебе рассказывала. Зато мы долго гуляли, с этим ты споритьне можешь. А то, что я пела песни и взобралась на грибок на детской площадке,вовсе чепуха, у человека хорошее настроение, я вспомнила детство и все такое…

Пес вновь укоризненно взглянул на меня, держался онподчеркнуто в стороне, предпочитая не приближаться ко мне, в общем, делал вид,что он не со мной. Это показалось мне обидным. Я вошла в парк и бухнулась напервую же скамейку. Ночью шел дождь, блестели лужи, ветерок гнал листву подорожкам. Обхватив себя руками под мышки, я сидела нахохлившись и пялясь впустоту.

Сашка подошел, потерся о мои ноги и с грустью заглянул мне вглаза. А я подмигнула.

– Ничего, как-нибудь… – сказала я со вздохом, и мыпошли бродить по аллеям.

Сашка любит гулять, а я терпеть не могу свою квартиру.Никаких дел себе придумать я не смогла, к тому же на свежем воздухе чувствоваласебя не в пример лучше, нежели на прокуренной кухне. В общем, мы гуляли часадва. Я заметно взбодрилась, простила миру его упорное нежелание выглядетьпривлекательнее и даже почувствовала легкий голод, хотя обычно я не в состояниизапихнуть в себя что-либо, кроме кофе, часов эдак до двух.

– Потопали домой, – позвала я Сашку.

Он, видно, тоже проголодался, потому что без возраженийнаправился к дому.

Мы позавтракали, я вытянула ноги и положила их на соседнеекресло с намерением вздремнуть, и тут вновь ожил телефон.

Риткин голос звучал точно на моих похоронах.

– Ну что ты вытворяешь? – с душевной мукойвопросила она. – Дед просто… я его таким еще не видела. Поторопись. Ипридумай что-нибудь жалостливое в свое оправдание.

– Уже настучали? – огрызнулась я. – Ритка, аможет, ты ему скажешь, что не нашла меня? Мобильный не отвечает и все такое…

– Нет уж, двигай в контору. И постарайся выглядетьприлично.

– Это трудно, – пожаловалась я, повесила трубку,скроила Сашке рожу и вздохнула. – Придется ехать. Давай со мной.Порядочный человек при собаке орать не будет, как считаешь? – Тут яуглубилась в размышления на тему, можно ли считать Деда порядочным человеком, ислегка увлеклась, затем перевела взгляд на часы и кинулась собираться.

Обычно зеркало в такие тяжелые времена я игнорирую, но Риткасоветовала выглядеть прилично, и я без удовольствия в него заглянула. На менявзирала опухшая физиономия, синяк на левой скуле невероятно украшал ее.

– А это, блин, откуда? – скривилась я, похмельнаярожа скривилась в ответ. – Да, красота – это страшная сила, –вынуждена была признать я. – И чем дальше, тем страшнее.

Я достала косметичку и попыталась вернуть себе былуюпривлекательность, но минут через пять махнула рукой и зашвырнула косметичку вящик. Сашка устроился в сумке и оттуда настороженно поглядывал на меня.

– Потопали, – кивнула я, подхватила сумку и пошлав гараж.

Новенький “Ситроен”, подарок Деда на очередной деньрождения, радовал глаз. Сашка удовлетворенно тявкнул, машина ему нравилась.

– Что, пес, – подмигнула я, поставив сумку насиденье рядом, – жить – хорошо, а хорошо жить, как известно, еще лучше.