Рино Кроу

Бардовские сказки

Богохульник

— Что ты задумал? — В еле слышном шёпоте младшего брата звучали беспокойство и страх. Не ужас или паника, а, скорее, страх-опасение. Наверное, потому, что дело, которое затеял Чопкар, грозило немалыми неприятностями, а именно — получением сотни ударов бамбуковых палок по плечам, спине и пяткам. Потому как норов почтенного храмового стражника был ох как крут. А уж если известие дойдёт до старшего жреца — и вовсе Чопкару грозит что-то совсем страшное, чему и названия-то нет. О чём и поведал отчаянному подростку братишка. И ведь был он совершенно прав — маленький трусишка Гаджи. Но даже возможность самой страшной кары не могло остановить Чопкара. Весело тряхнув курчавой головой и блеснув белозубой улыбкой, он лишь потрепал братишку по голове.

— Пусть догонят сперва. — Поинтересовался. — ты со мной?

Гаджи мелко и быстро помотал головой. Нет уж, он вовсе не желает навлекать на себя гнев тех, кто сильнее его.

Чопкар коротко, почти презрительно хмыкнул и передёрнул плечами. Он вовсе не одобрял трусости брата, которую тот называл разумной осторожностью.

— Смотри: проболтаешься кому… — К носу мальчишки был поднесён крепкий, пусть и небольшой кулак, однозначно показывавший, что если Гаджи не будет держать язык за зубами, то ему не поздоровится не меньше, чем самому Чопкару. Получив торопливый кивок, подтверждающий, что брат понял всё правильно и будет нем, как рыба, Чопкар кивнул и скрылся в черноте ночи.

Даже ночь не приносила полной тишины и покоя. Ну вот какая тишина будет, когда вокруг оглушительно звонко распевают цикады и нередко вскрикивает чем-то разбуженная птица? какой можно искать покой, когда ты идёшь и не знаешь — слышится тебе сейчас всего лишь шорох листьев на деревьях, или это выползла на ночную охоту королева змей — кобра? А уж если ночь на краткое время оглушена протяжным гневным рыком голодного раджи звериного мира — то и вовсе становится беспокойно; и сердце начинает то сжиматься, то частить. Уже начиная вздрагивать от надвигающейся прохлады, Чопкар то и дело замирал, вслушиваясь в ночь. Ведь то, что ему предстояло сделать, было настоящим кощунством. Но ведь не только он один виноват в том, что должно случиться. Это кривоногий Габру затеял спор, а Чопкар лишь попался на эту удочку. И, выходит — это кривоногий Габру — самый настоящий слуга демонов; и это на Габру на первого обрушится кара разгневанных богов. А Чокпару, может, повезёт и достанется лишь от сторожа. Успокоив себя таким образом, подросток продолжил свой путь, пролегавший аж до другого конца города.

Вот уже впереди показалась громада храма. чернеющая даже в ночной темноте. Внезапно воздух прорезал резкий оглушительный не то рёв, не то вой. Чокпар вздрогнул и замер. И лишь через пару десятков секунд осознал, что это был рёв разбуженного чем-то слона. Паренёк постоял, прислушиваясь и стараясь понять — не потревожил ли кого-нибудь, кто был рядом? Да и вообще… Но вокруг было тихо — если считать тихой ночную жизнь. Чокпар скользнул к ограде храма и прижался к ней. Пара минут — и он был на месте.

Теплота помещения неторопливо и ласково обняла его, прогоняя ночной холод, от которого по коже уже бежали мурашки. Или это было из-за волнения, охватившего Чопкара?

В темноте кто-то вздохнул — тяжело, сонно. Только бы они не проснулись! Иначе не миновать беды.

Подросток постоял немного уже в настоящей тишине и темноте, собирая всю свою решительность в кулак? И впервые подумал — а не отказаться ли от затеи? Чтобы кривоногий Габру смеялся над ним и называл трусишкой? Нет уж. Чопкар помотал головой. Нащупал завёрнутые в пояс предметы и приступил к задуманному. Он не молился об успехе ни демонам ни богам. Ведь демоны, обратись он к ним, забрать его душу; а боги… Эх-х-х…Но, по счастью, никто не проснулся; только порой в темноте слышались тяжёлые вздохи. Чокпар замирал при этом, но после продолжал своё дело.

* * *

Утром Храм огласили скорбные вопли. Младший жрец, вошедший ещё до рассвета в помещение, дабы свершить омовение и все надлежащие ритуалы, узрел поистине устрашающую картину. Все пять священных коров и бык, бывшие прежде белее снегов Джомолунгмы и гор Тибета, красовались отныне и до истечения должного срока, ярко-рыжей шерстью, и алыми рогами и мордами.

Конец

Вкусное солнышко

С первых своих дней Серодымка поняла — как трудна и сурова жизнь. Особенно — если ты так мал, что можешь незаметно проскользнуть мимо Громил. Кто они такие? Громилы они и есть Громилы — громадные и громкие. Чуткие ушки Серодымки всегда страдали, если ей приходилось бывать там, где бывали Громилы. Потому что многие Громилы были еще и очень опасными. Это Серодымка узнала еще в самом своем детстве, когда в компании сестренок и братишек доверчиво прижималась своим тогда еще слабеньким и голеньким дрожащим тельцем к теплому маминому боку. Тогда вернувшийся с охоты отец был покалечен и окровавлен. Оказалось, он попал в ловушку, поставленную Громилами, и еле-еле вырвался оттуда. Совершеннейшим чудом, как повторяла плачущая мама, обрабатывая раны отца. Чуть позже от рук Громил погибла одна из сестренок Серодымки — когда они все уже готовы выбраться из-под родительской опеки и разбежаться по свету каждый в свою сторону. И это все же произошло в скором времени. Ведь не дело жить выросшим детям в родительском гнезде. И тогда перед Серодымкой открылся целый огромный мир — безмерно опасный и безмерно интересный. Она научилась убегать от Громил и посещать их жилища так, что те и не подозревали о своей маленькой незаметной и недолгой соседке. Она научилась различать по запаху опасности и вкусности, научилась прятаться и охотиться аккурат под носом хищников и Громил.

* * *

Сейчас Серодымка проснулась в своем теплом, с любовью обустроенном гнездышке от нестерпимого шума. Выскочив из своего укрытия, малышка заметила, что неподалеку очень шумно беспокоится одна из Громил. Эта была почти не опасна, она не расставляла ловушек, не стремилась выследить Серодымку только для того, чтобы убить ее. Эту Громилу Серодымка не очень-то боялась. Эта Громила была меньше, чем две прочие, обитающие неподалеку, шумная и бестолковая. Вот и теперь — она громогласно орала и дергалась, не сходя со своего места.

Внезапно к прочим запахам прибавилось еще три, два из которых исходили как раз от появившихся рядом