Девушка в желтых резиновых сапогах на небольшом каблучке медленно шла по зеркальным лужам и пела:

– Трам-пам-пааам, трам-пам-пааааам... – Она опиралась на прозрачный зонт-трость и в такт пению покачивала рыжими распущенными волосами. В лужах синело небо, косяками летели птицы, а красно-желтые кленовые листья порхали на ветру, словно поздние бабочки.

Обладательнице желтых резиновых сапог очень нравились эти бабочки. Она останавливалась всякий раз, когда какой-нибудь лист падал в воду, и любовалась, как величественно он погружается на дно лужи.

Кленовая аллея в конце сентября, тихая и безлюдная, напоминала кладбище.

Осень в эту пору словно уставала от ожидания, когда же Лето наконец добровольно освободит для нее трон, и захватывала власть силой. Она не хотела больше ждать ни дня, ни часа, решительно врывалась с порывом Северного ветра и самостоятельно себя короновала. А после с энтузиазмом принималась разукрашивать свои владения золотыми красками – каждую травинку, каждый листочек. Ничто не могло укрыться от всевидящего ока своенравной владычицы.

Длинная аллея с могучими кленами особенно нравилась Осени. Тут она жила, тут рисовала самые изысканные багряно-желтые узоры, именно тут прогуливалась со своим возлюбленным – Северным ветром, который неустанно шептал ей о любви и срывал для нее красивейшие листья с деревьев.

Девушка в очередной раз остановилась посреди прозрачной лужи, чтобы проводить желтый лист в последний путь – на дно, к его родным и близким, таким же листьям, – но ее отвлекло приглушенное шлепанье чьих-то ног.

Она подняла взгляд: навстречу с одного сухого островка на другой прыгал юноша. Его ярко-рыжую шевелюру можно было увидеть, наверное, из космоса, не то что с каких-то четырех метров.

«Снова он», – с раздражением подумала девушка, резко срываясь с места и, для пущего удобства, отталкиваясь зонтом-тростью.

Парень тоже ее заметил, немного приостановился, но, кажется, лишь затем, чтобы перевести дух и с новыми силами устремиться вперед.

– Ну уж нет, не выйдет, рыжий обормот... ничего у тебя не выйдет, – приговаривала хозяйка желтых резиновых сапог, ускоряя шаг, – сегодня я буду первой!

И юноша тоже заспешил, она видела – шпарил в кроссовках прямо по лужам, чтобы не тратить время на обход. Если бы достоинство чуть-чуть помолчало, а еще лучше – просто заткнулось, она без стыда бросилась бы бежать. До любимой скамейки – к несчастью, единственной во всей аллее – оставалось не больше десяти шагов. Сегодня девушка была настроена серьезно и уступать скамейку рыжему проходимцу, как случилось на пошлой неделе, не собиралась.

«Размечтался! – сердилась она. – На этот раз я буду первой! Первой! Первой!»

Первым не оказался никто – они с размаху уселись на разные концы старенькой, жалобно скрипнувшей скамейки и уставились друг на друга, как злейшие враги.

– Я буду читать! – заявил зеленоглазый парень, вынимая из внутреннего кармана джинсовки какую-то малюсенькую книжицу.

«Как будто мне это интересно», – мысленно фыркнула девушка и демонстративно достала из кармана мп3-плеер.

Рыжий открыл книгу, вынул очки, с видом умника нацепил их на нос и углубился в чтение.

«Назло делает! – гневно думала хозяйка желтых сапог, даже не вслушиваясь, о чем там ей поют в наушниках. – Как будто больше скамеек в городе нет!»

Этого наглого мальчишку она впервые увидела в начале сентября тут, на скамейке, выкрашенной недавно за деньги государства оранжевой краской. Пришлось пройти мимо и сделать вид, будто не очень-то ей и хотелось сидеть. Но на следующий день все повторилось. Рыжий парень снова устроился на скамейке – ее любимой скамейке! – и чувствовал себя просто замечательно. Тогда она стала выходить из дома раньше. Дождь ли, ветер, светит ли солнце – скамейка принадлежала ей одной! Парень шел мимо до конца аллеи, потом обратно, и уходил ни с чем. Но счастье длилось недолго, рыжий быстро смекнул, что она не случайно его опережает, и стал появляться в аллее еще раньше. Если ему удавалось прийти первым, хозяйка желтых резиновых сапог могла лишь тихо негодовать. А иногда – как сегодня, они неслись навстречу друг другу, и скамейку занимал тот, кто оказывался проворнее. Обычно проворнее и быстрее оказывалась не она.

Девушка тайком взглянула на погруженного в чтение соседа.

«Ну, ничего, я тебя выкурю отсюда», – решила она и нарочно громко сказала:

– А я буду петь!

Юноша покосился на нее.

– Пой.

Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться, и милостиво прибавила:

– Ты не обращай внимания.

– Угу, – отозвался он.

Что бы спеть такого? Какую-нибудь дурацкую песню! Тогда этот рыжий сразу же уберется! Она долго искала в плей-листе подходящую композицию и в конце концов нашла. Сама даже удивилась, как та затесалась в ее любимые песни.

– Чего не поешь? – неожиданно спросил парень, по-прежнему глядя в книжку.

– Сейчас-сейчас, – успокоила она.

Девушка закинула ногу на ногу, прокашлялась, врубила музыку и нарочно гнусавым голосом затянула:

– Я не буду всю ноооочь тосковать у а-акнаааа, я давно не ба-аююююсь оставаться а-аднааа, по крупице лю-юбооовь собирать не хо-очууу, за тобою ва-аслеееед больше не-е-е пааааааалечууууууу... – Там, где не успевала пропеть, девушка пропускала и подхватывала уже в другом месте: – Яяя не вернуууусь в руууукииии тва-аииии, не-е-е а-атзавууусь как не за-авииии, тыыыы улетиииишь, яяяя не даждуууусь... – Она быстро вошла во вкус и с каждым словом пела все громче и гнусавее, но парень почему-то не спешил вскакивать с места и уносить ноги.

«Может, недостаточно плохо пою?» – подумалось ей, а сосед неожиданно перестал читать и внимательно посмотрел на нее.

Воодушевленная успехом, девушка заорала во все горло:

– Прадалжа-ай без ме-еняяяя свой извилисты-ый пууууть, мне тебяяяя не па-аняяяять, я хачуууу а-атдохнууууть, адиночеством веееек, искупая ви-инуууу, ты быть мо-ожет па-аймеееешь, только яяя не вернуууусь в ру-укииии тва-аиии... – Она заметила, что парень пытается что-то сказать, и умолкла.

– Как тебя зовут, певица? – спросил рыжий.

Девушка задумалась.

– Ну-у... предположим, меня зовут Оля.

Парень усмехнулся.

– О’кей. А меня, предположим... – Он прищурился и медленно произнес: – Меня, предположим, Денис.

– И что?

– Ничего, мне просто показалось, ты должна кое-что знать, Оля...

– Что же?

Он снова открыл книгу.

– У тебя абсолютно нет слуха. И голоса тоже.