Позор, позор!

— Что это? — голос Тинки слегка дро­жал.

Резким движением она подскочила в кровати и села, натянув одеяло до под­бородка. От этого все ее четыре плюше­вые игрушки кубарем посыпались на пол. Слон с длинными ногами лежал на зайце, и все выглядело так, будто он его придавил.

Ты слышала? — настойчиво зашеп­тала Тинка, обращаясь в другой конец комнаты, где спала ее сводная сестра.

Хр-р-р-р, — единственное, что ус­лышала Тинка в ответ.

Толстые веревки тихонько скрипну­ли, и постель зашевелилась. Этой ночью Лисси опять спала в своем гамаке. Когда в нем ворочались, веревки издавали звук, похожий на мученический стон.

Вот! Снова! — возбужденно прого­ворила Тинка.

С Лиссиной стороны донеслось гроз­ное ворчание. Она хотела наконец-таки уснуть и даже накрыла голову подуш­кой.

Тинка спустила ноги с кровати и вста­ла. Через открытую балконную дверь дул прохладный ветерок, от которого ей стало зябко. В темноте она нащупала банный халат и, быстро укутавшись в не­го, босиком пересекла комнату, которую делила с Лисси.

Ай! Ой! — вскрикнула Тинка и за­скакала по кругу на одной ноге, насту­пив на один из Лиссиных кактусов, ко­торых у той было более сорока. Длин­ные колючие иголки впились глубоко под кожу. — Обязательно расставлять эти штуковины на полу? — недовольно прошипела она.

Откинув одеяло в сторону, Лисси спрыгнула на пол. С взъерошенными волосами, окутанная серым светом, па­давшим через балконную дверь, она на­поминала богиню мести. Ее кудри, каза­лось, больше, чем обычно, торчали во все стороны. Она чем-то походила на ге­роев мультфильмов, когда те хватались за розетку.

Делая ударение на каждом слове, она произнесла:

Ты нервничаешь, госпожа-трусли-вое-ПУЗО! Прилипни-к-матрасу-и-ЗА-ТИХНИ!

С «трусливым пузом» она попала в яблочко. Тинке не нравился небольшой животик, который упорно не желал ис­чезать. Лисси, будучи сводной сестрой и лучшей подругой, знала, как задеть Тинку.

Несколько раз беззвучно открыв и за­крыв рот, Тинка выпалила:

А если в комнате грабители? Там, внизу, кто-то гремит!

Лисси равнодушно пожала плечами:

У нас нечего красть. После свадьбы отец банкрот!

— Может, они хотят похитить Дэвида? Дэвидом звали младшего брата Лисси четырех с половиной лет.

Пускай забирают этого нервотрепалыцика. Бьюсь об заклад, не пройдет и дня, как похититель будет умолять нас забрать этого гнома назад. И пожа­луй, еще заплатит за это.

— Ах, с тобой невозможно разгова­ривать! — фыркнула Тинка, отмахнув­шись.

На цыпочках она подкралась к две­ри и прильнула ухом к холодному де­реву. За дверью все казалось спокой­ным. Какое-то время не было слышно ни звука.

Уже прошло три недели с тех пор, как семья Клювелей (Тинкина) и семья Тедимайеров (Лиссина) стали одной большой семьей. Мама Тинки (она оста­лась одна после того, как муж ушел от нее) и отец Лисси (он тоже жил один с тех пор, как умерла мать Лисси) полю­били друг друга и в конце концов реши­ли пожениться.

Незадолго до свадьбы две семьи пере­ехали в просторный дом с садом, в кото­ром, кроме всего прочего, Борис Теди-майер вел врачебный прием.

Детей в семье Клювелей-Тедимайеров, как они теперь именовались, было предостаточно. У Лисси было два брата, и у Тинки тоже. Братьев Лисси звали Дэвид и Фрэнк. Если Дэвид в его четы­ре с половиной года был в равной сте­пени хорошеньким, сладким и с харак­тером, то четырнадцатилетний Фрэнк был просто с характером.

Его мало кто слышал, так как он, как правило, открывал рот только что­бы поесть. С ним практически невоз­можно было разговаривать, он постоян­но слушал музыку через наушники. Ка­кого цвета были его глаза, тоже никто не знал: он носил маленькие круглые солнечные очки и не снимал их даже в душе.

Тинкины братья, напротив, были до­вольно смирные. Стэн, ровесник Фрэн­ка, возомнил себя крутым парнем: его волосы были обильно смазаны гелем и одевался он с шиком. Тинка была твер­до убеждена, что заветной мечтой Стэна было зеркало, которое издавало бы, за­видев его, возгласы восхищения и вос­торга.

Торстен уже закончил школу и учил­ся в университете. Раньше он охотно строил из себя папашу. Но Борис Тедимайер оспорил у него эту роль, и с тех пор Торстен ограничивался лишь нраво­учениями и делал вид, что он самый ум­ный.

— У-у! — крикнула Лисси прямо в ухо Тинки.

Тинка испуганно отскочила в сторону и столкнулась с Лисси, которая издала приглушенный крик боли и прикрыла рукой левый глаз.

У тебя нервы сдают! — затаратори­ла Лисси.

Пожалуйста, давай вместе посмот­рим, что там внизу, — взмолилась Тин­ка. — Иначе я не усну.

И потому, что ты все равно не дашь мне сомкнуть глаз, я исполню твою просьбу, — сказала Лисси, глубоко вздохнув.

Двумя руками Тинка схватилась за дверную ручку и опустила ее вниз. За­таив дыхание, она пробралась в кори­дор. Из комнат, где спали мальчики, не доносилось ни звука.

Она прокралась к лестнице вдоль стены и начала осматривать первый этаж.

Снова загромыхало, будто кто-то пе­реставлял мебель.

Что мы будем делать, если это гра­бители? — прошептала Тинка, обраща­ясь к Лисси.

Мы залаем, и они подумают, что у нас есть собаки! — ответила та.

У нее никак не получалось оставаться серьезной.

Тинка обиженно отвернулась и стала осторожно спускаться вниз.

Тонкая полоска света пробивалась из-под двери, ведущей в зал.

На этот раз вместо стука раздалось глухое хлопанье, сопровождающееся ляз­ганьем: казалось, что-то билось о стек­лянные двери, ведущие на террасу.

От ужаса Тинка застыла на месте. Лисси, шедшая след в след за ней, на­скочила на сестру.

В двери, ведущей в зал, была огромная замочная скважина, в которой, насколь­ко знали девочки, ключа не было. Как-то в середине лета Дэвиду пришло в голову, что это Младенец Христос в Рождество всегда запирает дверь на ключ. И чтобы не допустить этого снова, он спустил ключ в унитаз.