– Заткнись, – скомандовала виновница ее пробуждения – худая женщина вдвое старше ее, с застывшей, подобно маске, левой половиной лица и зловещим шрамом на шее. – Ты шумишь сильнее, чем они.

– М-м-м… Нет, – протянула Ксиала, одарив незнакомку лучшим из своих взглядов, но к губам прилипла грязь. Пришлось вытереть рот рукавом, и лишь потом она хорошенько оглядела комнату, в которой находилась: темные мокрые стены и деревянная решетчатая дверь там, где должен быть выход. Слишком много женщин, от которых исходил запах немытого тела и перебродившего кактусового пива, распласталось на полу. Несколько счастливчиков прижимались друг к другу под изношенными хлопчатобумажными одеялами, скрываясь от холода. Кто-то тихонько плакал в темном углу.

– Проклятье, – вздохнув, сказала она. – Я снова в темнице.

Пнувшая ее тощая женщина хихикнула. У нее явно не хватало зубов: двух передних и одного нижнего. Ксиала задумалась – сгнили они или их продали. Судя по лицу, незнакомка вполне могла продать свои зубы.

– Это не дом торгового правителя, – ухмыльнулась женщина. – Это уж точно.

– Хвала младшим богам хотя бы за это, – ответила Ксиала – и, кстати, совершенно искренне. Торговых правителей она не любила, хотя сама, если честно, работала на одного из них и благодаря этому и оказалась здесь, хотя и не сразу. Если бы господин Пек не пытался обвести ее вокруг пальца, его бы не пришлось сбросить в океан. Причем она даже не задержалась, дабы посмотреть, спасся он или нет, предпочтя вместо этого уединиться в кантине на утесе – слишком убогой для того, чтоб кто-то вроде господина Пека мог часто ее посещать. Ненавидя его обман и свою невезучесть, она напилась.

Конечно, она бы напилась в любом случае, но никогда не помешает найти хорошее оправдание.

Чувствуя себя изможденной, она с трудом заставила себя сесть. Увы – слишком быстро, и голова закружилась. Вот она, плата за благие начинания! Ксиала сжала виски руками, мечтая, чтоб мир остановился. Кожа на костяшках пальцев болезненно заныла, и, бросив взгляд на правую руку, Ксиала обнаружила там свежие ссадины и припухлость. Кажется, она умудрилась с кем-то сцепиться, но даже за все какао в Кьюколе не вспомнила бы, с кем именно. Беззубая рассмеялась еще сильнее.

Встряхнув поврежденной рукой и старательно не обращая внимания на чересчур веселую сокамерницу, Ксиала встала и провела пальцами по одежде, оценивая, чего она лишилась. Кинжала – что не удивительно. Маленького кошелька – что тоже не столь уж странно. Но, по крайней мере, у нее все еще оставалась одежда и сандалии – а значит, она должна была быть благодарна хотя бы за это. Пару раз пьянка заканчивалась еще хуже.

Перешагивая через спящих на полу людей, она даже не пыталась извиниться за то, что пнула кого-то по спине или оттоптала кому-то руку. Тем более что большинство женщин спали или были пьяны до беспамятства, а потому попросту этого не заметили. Ксиала облизнула сухие, потрескавшиеся губы. Она бы и сама не отказалась сейчас выпить. Нет, сказала она себе. Разве мы не выяснили, что именно пьянство привело тебя сюда? Больше никакой выпивки. И никаких торговых правителей.

Мысль была, конечно, здравая, но при этом Ксиала понимала, что ни одной из этих клятв не суждено сбыться. В конце концов, она – моряк, а моряки выживают лишь благодаря торговым правителям и спиртному.

Ксиала добралась до решетчатой двери и неуверенно попыталась ее открыть. Увы, не получилось, так что она просунула лицо между прутьями и всмотрелась в темноту наступающего утра. Это был двор. Недостаток света скрадывал детали, превратив здание напротив в прямоугольный каменный блок, а открытое пространство между домами – в черную дыру. Справа и слева виднелись еще камеры, но сказать, был ли в них кто-то или нет, было невозможно. В общем, она была единственной, кто не спал. Ну, разве что кроме женщины, что смеялась над ней.

Голоса продавцов фруктами все еще были слышны, но сейчас они отдалились, стали намного тише. Вместо них слышался шелест ветра в пальмовых листьях и знакомые крики пробуждающихся в гнездах чачалаков[1]. В воздухе витал свежевыжатый запах папайи, долговязых ночных цереусов[2], а над всем этим – соленый аромат моря.

Море.

Одно лишь воспоминание о нем могло утешить. Когда она была в море, она была счастлива. Ведь тогда попросту не существовало стран, темниц, правителей и проблем, возникающих от них. Если она сможет вернуться на корабль, все будет так, как и должно быть.

Но сперва она должна выбраться отсюда.

– Стража! – закричала она, вглядываясь в темноту. Она никого не видела, но здесь должны были быть охранники. Она шлепнула ладонью по решетке, но та не поддалась. Она вновь закричала, но только птицы и ветер ответили ей. Нужно было что-то, чем можно было поднять шум, что-то, что могло привлечь внимание.

У нее не было ничего, кроме одежды, – черных расклешенных брюк, пошитых так, чтобы как можно сильнее напоминать юбку, которую подобало носить кьюколанским женщинам, и тканого полосатого уипила[3], туго завязанного на талии платком с бахромой, свисающим на одно бедро. Ничего такого, с помощью чего можно было бы поднять шум.

Задумчиво постучав ногой по земле, она закатила глаза, поражаясь собственной недогадливости. Затем сняла с левой ноги сандалию с кожаной подошвой и провела ею по решетке – звук получился вполне удовлетворительный.

– Стража! – вновь позвала она, на этот раз подкрепляя крик ударами кожаной подошвы по решетке.

За ее спиной послышались недовольные голоса, но она лишь повысила голос.

В конце концов от стены, через две двери, отделилась тень, и к пленнице с важным видом подошла, явно не торопясь, женщина в форме стражника. Ксиала сильнее стукнула сандалией по решетке, пытаясь заставить стражницу идти быстрее. В тусклом свете показалось лицо охранницы: от раздражения ее глаза стали маленькими, а рот – и того меньше. Вот она, сердито зарычав, оказалась в пределах досягаемости – и ее рука, рванувшись вперед, как змея, вырвала сандалию из руки Ксиалы.

– Что, по-твоему, ты делаешь?

– Привлекаю твое внимание, – вздернула подбородок Ксиала. – Я готова выйти.

Стражница усмехнулась:

– Ты никуда не пойдешь.

Ксиала нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду? Я протрезвела и потому не доставлю никому проблем. Ты можешь выпустить меня.

Уродливая ухмылка растянула рот охранницы.

– Ты здесь до тех пор, пока тупиле не решат твою судьбу.

– Мою судьбу? – в голосе Ксиалы проскользнуло беспокойство. Ее воспоминания о прошедшей ночи были в лучшем случае туманны. Она предполагала, что ее подобрали на улице и бросили сюда отсыпаться после пьянки. Конечно, гордиться тут было нечем, но это было не в первый раз и, вполне возможно, не в последний. Но эта стражница намекала, что произошло что-то еще, что-то кроме публичного распития напитков и неудачно нанесенного удара. Может, Пек донес на нее? Она заглушила растущее беспокойство.