Майская ночь 1943 года укрыла Москву зыбкой бархатной пеленой. К одному из домов в тихом столичном переулке подъехала черная легковая машина ГАЗ М-1, знаменитая «Эмка». Из автомобиля вылез высокий, широкоплечий мужчина в военной форме с капитанскими знаками различия. Он что-то сказал водителю и, хлопнув дверцей, неторопливой походкой направился к подъезду, поглядывая по сторонам.

Военный поднялся на второй этаж, достал из кармана галифе ключ и отпер дверь, обитую коричневым дерматином. «Наконец-то дома, можно расслабиться, выпить полстакана водки и поспать хотя бы два-три часа, — подумал капитан и включил в прихожей свет. — Удалось-таки добыть сверхважную информацию о полигоне и переслать ее по назначению. Но сколько на это ушло сил и нервов. Ходишь по краю ножевого лезвия. Один неверный шаг и… Не хочется даже и думать, что тогда случится. Лучше давай-ка я выпью и усну.

Мужчина опустился на широкую деревянную табуретку, снял сапоги и размотал портянки. Он вздохнул, оперся спиной о стену и закрыл глаза. «Осточертело все. Война, этот город, бесконечное нервное напряжение… Когда же это закончится?» — размышлял капитан. Он поднялся и посмотрел в зеркало, висевшее на стене. Там отразилось усталое, осунувшееся лицо, под глазами — большие сероватые мешки от напряженной работы и бессонных ночей. «Этот чертов полигон отнял у меня десять лет жизни, — горько улыбнулся мужчина. — Хотя на войне у времени совсем другое измерение. Здесь каждая минута может быть последней. Вероятно, еще и поэтому так сильно хочется жить».

Капитан снял фуражку, положил ее на стул и пригладил ладонью темные волосы. «Закончится война, если выживу, буду жить в свое удовольствие — поменьше работы, побольше женщин и сна. Я так устал. Выпью водки — и спать. Кажется, не спал уже вечность», — думал мужчина.

Капитан направился к кухне, открыл дверь и включил свет, собираясь достать из шкафчика бутылку водки и стакан. Однако в следующее мгновение он замер, увидев сидящего за столом незнакомца в гражданском костюме серого цвета. Капитан хотел что-то сказать, но пуля опередила его, пробив череп. Мужчина дернулся, словно тряпичная кукла, и, не сумев схватиться рукой за дверь, рухнул на пол возле стола.

Человек в гражданском костюме поднялся со стула и подошел к убитому. Широко открытые, потемневшие глаза смотрели куда-то в потолок. Мужчина вложил в правую ладонь убитого пистолет, и стиснул ее на рукояти. Потом выскользнул из подъезда в ночь, растворившись в тенях.

Майор Владимир Коготь проснулся в половине шестого утра. Он потянулся на кровати и тихо встал, стараясь не разбудить жену. Однако когда он хотел уже выйти из спальни, супруга сонно сказала:

— Подожди минутку, Володя. Я уже не сплю.

Коготь вернулся и прилег рядом с женой. Он нежно погладил ее длинные русые волосы. Варе было двадцать семь лет. Она работала врачом в военном госпитале. Большие карие глаза с любовью смотрели на мужа. Коготь поцеловал женщину в родинку над верхней губой.

— Почему не спишь, дорогая? Тебе же, кажется, только к восьми на работу, отдыхай, пользуйся моментом, — обнял жену майор.

— Да, сегодня мне к восьми. Это после двух суток подряд дежурства. Просто роскошь, — тяжело вздохнула Варя. — К нам в госпиталь на реабилитацию и тяжелые операции стало поступать очень много раненых в последнее время.

— Что поделаешь, родная, идут тяжелые бои.

— Да, очень тяжелые, — глаза Вари погрустнели. — Вчера я делала операцию одному молоденькому солдатику. Ему лет восемнадцать было, не больше. Он в бреду все шептал: «Мама, помоги мне». В общем, операция шла девять часов, но я его не спасла, как ни старалась. У него было тяжелое ранение в живот. Его мама еще не знает о смерти сына.

— Я понимаю, Варя, не просто тебе. Ты уж так близко все к сердцу не бери. Ведь это война. К сожалению, еще много наших солдат погибнет, — как мог, старался утешить жену Коготь.

— Да, но этот паренек даже не узнал, что такое любовь, не понял, что в жизни к чему… И все вдруг оборвалось. Его небесно-синие глаза словно смотрят на меня сейчас. Смотрят с надеждой. — Варя села на кровати и обхватила голову руками. — Я никак не могу привыкнуть к гибели людей, хотя понимаю, что должна стараться как-то абстрагироваться и делать свою работу.

— Ты и делаешь ее, родная. Подумай, скольких солдат и офицеров ты спасла и вернула в строй… Ты же прекрасный хирург, окончила медицинский институт с отличием. Не кори себя, — майор привлек к себе жену и нежно поцеловал в шею.

Некоторое время они сидели молча, прижавшись друг к другу. Первой заговорила Варя:

— Володя, ты, наверное, очень поздно пришел? Я открыла глаза и увидела, как ты в коридоре раздеваешься. Я еще успела подумать, что ты опять совсем мало поспишь, и провалилась в сон.

— Ничего страшного, Варенька, я привык к такому графику работы. Не жалуюсь, сейчас всей стране тяжело. Извини, если тебя разбудил.

— Ну что ты, Володя, какие извинения? Мы видимся с тобой только урывками, так что это мне нужно было постараться не уснуть и поговорить с тобой.

— Ничего, мы свое после войны наверстаем. Вот победим фрицев и заживем тогда. У нас будут дети, двое или даже трое. Стране нужны солдаты, поэтому рождение сына, а то и двух даже не обсуждается, — улыбнулся Коготь, — ну и дочка, конечно же, как без красавиц обойтись.

— Интересный ты мужик, Володя. Часто бываешь суровым, прямо не подойти, а потом вдруг говоришь такие приятные, милые слова.

— Это я так, для порядка, бываю суровым. Время нынче непростое. Любой волей-неволей станет суровым.

— А твое пожелание, — Варя посмотрела на мужа и улыбнулась, — которое не обсуждается, мы после войны очень быстро обмозгуем и от слов перейдем к делу. — Она задорно рассмеялась.

— Обсуждать будем прямо в этой постели. Ты меня понимаешь, — улыбнулся Коготь.

— Договорились.

— А теперь извини, Варя, мне пора на работу, — майор встал с кровати, — дел у меня невпроворот.

— Я сейчас разогрею тебе картошку. Вчера вечером пожарила, — спохватилась Варя и, быстро поднявшись, набросила на плечи зеленую кофту, надела юбку и выбежала из спальни.

Склонившись над тарелкой и орудуя вилкой, Коготь произнес:

— Действительно вкусная картошка.

— Кушай на здоровье, — улыбнулась Варя.

— Ты сегодня вечером меня не жди. Работы по горло, — показал рукой Коготь. — Вернусь, скорее всего, ночью. Впрочем, как обычно в последнее время.

— Ясно, а завтра я заступаю на дежурство, — сказала Варя.

— Ничего, как-нибудь встретимся на кровати, — подмигнул майор жене.

Коготь побрился, надел форму и, остановившись возле трюмо в спальне, принялся расчесывать густые черные волосы. Варя сидела на кровати и наблюдала за мужем. Майор в свои тридцать лет был мужчиной в самом расцвете сил. Достаточно высокий — метр восемьдесят, стройный, подтянутый. Взгляд прямой, твердый. Мощный, выдающийся чуть вперед подбородок и продолговатый нос с горбинкой придавали лицу Когтя суровый, мужественный вид. Глубокий шрам от ранения под правым глазом заканчивал образ офицера СМЕРШа, который привык, несмотря ни на какие преграды, добиваться поставленной перед собой цели.