— Что это?

Дана Фэллон вздрогнула — таким раздраженным и нетерпеливым был голос Макса Хадсона. Она не винила его. «Хадсон Пикчерс» приближалась к предельному конечному сроку съемок текущего проекта, и ее увольнение сейчас, разумеется, крайне нежелательно.

Но у нее имеются свои причины. Уважительные.

Она заправила за ухо упавшую на лицо прядь волос. Ее взгляд оторвался от ярко-голубых глаз Макса и сосредоточился на кусочке загорелой, мускулистой груди, — тому виной были три расстегнутые пуговицы дизайнерской рубашки. Опасная территория…

— Это мое заявление об уходе. Я ухожу, Макс. Тебе надо будет дать объявление о вакансии на мое место, как только мы вернемся в Штаты. Я уже набросала его текст.

— Ты не можешь уйти. — Он скомкал листок одной рукой и бросил его в сторону мусорной корзины, стоявшей в углу гостиничного номера, который последние несколько месяцев использовал в качестве офиса. Промахнулся. Будучи блестящим кинорежиссером и продюсером, к тому же убийственным красавцем, он не обладал талантами баскетболиста.

Но она все равно любит его, идиотка несчастная, хотя прекрасно знает, что чувство это одностороннее и он на него никогда не ответит. Пора признать, что Макс до конца жизни будет любить свою покойную жену.

Он вновь зашуршал бумагами, видимо сочтя вопрос исчерпанным, и Дана испытала соблазн, поджав хвост, ретироваться в свой номер. Но нет, нельзя. Не в этот раз.

Не далее как сегодня утром Дана пообещала себе, что как только вернется из Франции в Калифорнию вместе с остальной командой «Хадсон Пикчерс», то начнет сама распоряжаться своей жизнью и займется карьерой и семьей, которую так хочет иметь.

— Я должна уйти, Макс. Я хочу сама создавать фильмы, а ты никогда не позволишь мне этого здесь, в «Хадсон». В моем заявлении указано, что меня приглашают в одну кинокомпанию…

— Ты меня не поняла. Ты не можешь уволиться, чтобы работать на другого режиссера. — Непреклонный тон Макса предостерегал ее от возражений.

Она знала, что разговор будет нелегким, именно поэтому и оттягивала его до самого последнего дня поездки. Набиралась храбрости.

— Я не спрашиваю твоего мнения.

— Потому что и так его знаешь. Это шаг назад — променять такой крупный концерн, как «Хадсон» на мелкую студию-однодневку. Помимо этого, прочти свой контракт. Тебе запрещено работать на какую-либо другую кинокомпанию в течение двух лет после ухода от нас.

Дана от удивления выпрямилась. Она не помнила, чтобы подписывала такое условие. Пребывая в восторге оттого, что ей предложили работу в «Хадсон», она не прочла контракт с должным вниманием.

— Два года?..

— Да. Это стандартная оговорка в контрактах «Хадсон». Она не позволяет бывшим сотрудникам использовать наши новейшие разработки в других компаниях.

Макс пригладил короткие волосы и передвинул кучу бумаг на столе, словно искал что-то и раздражался, что не может найти. Она поборола порыв ринуться вперед и отыскать для него затерявшуюся вещь, как всегда делала раньше.

Помогать ему и заботиться о нем было не только ее работой, это стало чем-то вроде неистребимой привычки, от которой теперь необходимо избавиться.

— Время твоего каприза истекло, — добавил он, не поднимая глаз.

Дана ахнула и постаралась не дать волю гневу. Поспешные слова и эмоциональные взрывы никогда ничего не решали, к тому же и без того ему не часто приходилось быть под таким давлением. Фильм должен быть полностью готов до того, как его бабушка Лилиан Хадсон умрет от рака. Работа близка к завершению, поскольку уже начали постпостановочную фазу, но часы тикают. Время дорого, а оставшиеся Лилиан дни сочтены. Все задействованные в проекте сотрудники работают сверхурочно и напряжены до предела.

И все же гнев пересилил нежелание задеть чувства Макса. Когда она поступала на эту работу пять лет назад, то намеревалась лишь немного освоиться в мире кино, поднабраться опыта, а через год-другой продвинуться дальше и выше. Она была сверхквалифицированна для должности ассистента режиссера и монтажера, даже для такого прославленного, как Макс Хадсон. У нее имеется диплом о высшем образовании, пусть даже полученном на Восточном побережье, а не на Западном.

Дана всегда мечтала сама снимать фильмы. Но Макс оказался просто потрясающим боссом. Лишь за первый месяц совместной работы она узнала больше, чем за годы учебы в университете.

А потом она, как дура, влюбилась в него. Все надеялась на что-то. Но наблюдая на прошлой неделе, как он уходит с очередной блондинкой, Дана осознала, что если уж романтическая обстановка замка Монкальм не заставила Макса увидеть в ней женщину, а не офисный атрибут, то уже ничто не заставит.

Слишком долго она откладывала свою жизнь, чтобы быть рядом с ним. Ей надо идти дальше.

Она силилась обуздать свои эмоции, чтобы не накричать на него, и, когда ей это удалось, сделала глубокий вдох.

— Это не каприз, Макс. Это моя карьера.

Он оторвал глаза от бумаг и посмотрел на нее холодным, бесстрастным взглядом.

— Ты не сделаешь карьеры, если попытаешься найти работу где-то еще.

Шок, словно острый меч, ударил ее под ребра.

— После всего того, что я сделала для тебя, ты бы меня преследовал?

— Не сомневайся. Твое увольнение сейчас уничтожит наш шанс закончить до того, как… — Он отвел глаза, его челюсти сжались. Дана знала, как он любит бабушку. Они все обожают Лилиан. И очень трудно осознать то, что скоро они ее потеряют. Но в одном Макс ошибается: он может закончить фильм и без нее.

Когда он взял себя в руки и снова посмотрел на нее, глаза его были полны решимости и лишены каких бы то ни было эмоций.

— Дана, я не допущу, чтобы из-за тебя я отстал от расписания. Бабушка хочет увидеть на экране историю их с дедушкой романтической любви. И я не разочарую ее. Я сделаю все, что угодно, чтобы не позволить тебе саботировать проект.

Саботировать! Дана не верила своим ушам. Девушка знала, что он будет против, но угрожать ей? Когда она начала работать на него пять лет назад, Макс еще тяжело переживал смерть жены. Дана делала все, разве что только не дышала за него, пока он не оправился от горя. И с тех пор продолжает быть его правой рукой.

И это благодарность, которую она получила?

В душе начала закипать злость. Если она останется в этом номере еще хоть на минуту, то скажет что-то такое, о чем потом пожалеет.

— Я возвращаюсь к себе. — Ей необходимо все обдумать, выработать новый план, ибо так дальше продолжаться не может.

Дана развернулась на каблуках и выскочила из номера. Макс звал ее, однако она не остановилась, но и не пошла к себе. Не смогла. На нее вдруг навалилось ощущение клаустрофобии. Сбежав по лестнице, она зашагала через стоянку, направляясь сама не зная куда, лишь бы подальше от этого эгоистичного ублюдка.